Евгений СУХОВ - Оборотень

Но к чему он явно не был готов, так это к сучьей зоне: худшего наказания для вора придумать было трудно.

Все зоны Советского Союза еще со времен НКВД делились на воровские и сучьи, в которых существовали свои традиции и порядки. И если в первых красный цвет был не в почете, то во вторых зеки, составляющие лагерную элиту, нашивали красные лоскуты себе на бушлаты.

Сучья идеология разъедающей раковой опухолью поразила крепкое тело старых воровских традиций, и в лагерях, где раньше пели «Мурку», зазвучали бравурные марши, прославляющие великую эпоху строительства коммунизма.

Воровские и сучьи зоны различались не только цветом. В воровских, как правило, царил порядок, базирующийся на авторитете паханов, а в сучьих зонах господствовал его величество кулак! Блатные, побывавшие в сучьих зонах, вспоминали о месте былой отсидки с особой неприязнью.

Сучьи зоны страшны были тем, что, как правило, там действовали порядки лагерной администрации, которая могла не только затравить неугодного ей «отрицалу», но с помощью «актива» (или, как сами осужденные их называли, «козлов») уничтожить даже самых крупных авторитетов уголовного мира.

Некоторые законные, попав в сучью зону, уже через полгода бывали обесчещены подрастающей шпаной, имеющей весьма смутное представление о настоящих авторитетах.

Сучьих зон боялись — они напоминали минное поле, и нужно было обладать неимоверным чутьем и осторожностью, чтобы не угодить в ловушку.

Частенько под неугодного авторитета подводили «косяк», после которого он мог оказаться не только в «мужиках», но и превратиться в шлак.

Страшны были «сучьи» зоны и «козлами», которые рвались в досрочное освобождение и готовы были выполнить любое желание администрации. Воров старались перековать, ломали, но многие из них готовы были умереть в мучениях, но не отречься от своих убеждений.

Если и можно было как-то наказать Бирюка, так это упрятать его в сучью зону. Об этом хорошо было известно тем, кто решал его судьбу в высоких кабинетах.

В этот раз спец-эшелон МВД не загнали на запасной путь, как это делали обычно на больших станциях. Состав вкатился на первый путь, издав победный гудок. И вагон, в котором ехал Бирюк, остановился как раз напротив вокзала. Еще через минуту из вагона на перрон вышли десять пассажиров, оживленно переговариваясь между собой. Было заметно, что они устали от долгой дороги и сейчас были рады размять затекшие ноги. Никто из встречающих даже предложить не мог, что один из них — заключенный номер один, следование которого на всем протяжении пути было засекречено так же строго, как передвижение атомной подводной лодки. И девять офицеров внутренних войск, сопровождающих его, скорее всего, были не охраной, а свитой при могущественном короле.

Встречать Бирюка прибыл сам полковник Беспалый с тремя офицерами из охраны и взводом молоденьких солдат.

Станислав не был похож на арестанта: вместо тюремной робы на нем был хороший серый костюм, и трудно было представить, что очень скоро его красивую прическу накроет серая тюремная «пидорка». Глядя на законного, можно было подумать, что он идет не в колонию строгого режима, а решил почтить своим присутствием какое-нибудь высокое собрание.

Неожиданно Бирюк остановился:

— Здесь есть церковь?

Сопровождающие вора офицеры удивленно переглянулись. За время совместной поездки от самого Ленинграда они видели Бирюка в разных видах: вор мог быть веселым балагуром и азартным картежником, мог впадать в глубокую задумчивость, а то вдруг становился словоохотливым и сентиментальным. Но никто из особистов не предполагал, что смотрящий Ленинграда может быть еще и верующим.

Хотя им было известно, что отношение к Богу у уголовников особенное и не случайно практически в каждой камере можно было увидеть небольшую иконку.

Если зекам не удавалось обзавестись иконой заранее, то ее лепили из хлебных мякишей, а среди них находились такие мастера, что ваяли целые хлебные иконостасы, которые невозможно было отличить от деревянных и расписных.

Смотрящий в этом ничем не отличался от простых зеков и так же, как и все, носил скромный золотой крестик, в котором когда-то принял крещение. Он настолько уверовал в его чудодейственную силу, что никогда не снимал с шеи.

Как ни странно, но многие неприятности с ним случались именно тогда, когда он лишался креста, — даже свой первый срок Бирюк получил в драке, во время которой у него с шеи сорвали тоненькую веревочку с махоньким медным распятием.