Александр Афанасьев - Диверсия высочайшего уровня

Нет, Письменник тоже был в какой-то степени «небайдужим». Он не просто так помогал Майдану, реально понимал, что так дальше жить нельзя. Особенно это стало ясно по итогам безумных двух лет, с две тысячи двенадцатого, когда украинские верхи попытались скрестить ежа с ужом, точнее, советский УПК и европейские права человека. В итоге работать стало совсем невозможно.

Майор своими глазами видел, как большие начальники отпускают по домам изобличенных насильников и убийц просто из-за нежелания или невозможности правильно оформить документы и боязни потом получить по первое число за неприкосновенность прав граждан. Куда уж дальше!.. В украинской милиции были разные времена, но такого безобразия еще не случалось.

Он видел так называемые ротации. Ради сокращения коррупции на самом верху было принято решение постоянно перемещать руководящих работников милиции с одной области на другую, дабы они не обрастали связями.

Теоретически все правильно, но в Украине получилось так, что каждый начальник стал брать с собой свою команду в несколько десятков человек. Вот так они и перемещались по стране. Эти стаи воронья вмиг обклевывали, обгладывали все до костей. Это была не своя земля, а чужая. Им тут не жить. Надо успеть урвать как можно больше до очередной ротации.

Все реформы, одобренные ЕС, в Украине проводились через… мягкое место. Но и революция там получилась такая же, как и всегда.

Через…

Майор сильно хлопнул дверцей своей машины, дернул, убедился в том, что она заперлась, и пиликнул сигнализацией. Оставлять машину, тем более собственную, не служебную, было опасно. Прямо посреди бела дня нехорошие люди били стекла, угоняли тачку или вытаскивали из бардачка борсетку, коммуникатор, мобилу, все, что под руку попадет и уместится за пазухой. Но делать нечего, придется оставить.

Майор хмуро смотрел на подчиненных, а они – на него. Ни один из них не был профессионалом в том смысле, который нужен для прифронтового, взбудораженного города. Это было не французское Сопротивление, не Смерш во Львове в сорок четвертом, не «Каскад» в Афганистане в восемьдесят втором. Но делать было нечего. Есть те, кто есть, и маемо то, що маемо.

– За мной! – приказал майор. – Рожами не светить!

Все трое были одеты в почти одинаковые куртки-дутики, на ногах – ботинки одного фасона. Вместо того чтобы сделать правильно – рассредоточиться по тротуару, одному перейти на другую сторону, постоянно контролировать положение других, не светиться вместе, не вызывать подозрений – они так и пошли один за другим.

Ни один из них, говоря на профессиональном сленге, не закрылся для контакта. Чтобы сделать это, надо опустить глаза и смотреть на дорогу перед собой или хотя бы по мобиле базарить. Подойти к человеку, пристать, что-то начать выпытывать, расспрашивать психологически намного тяжелее, если он чем-то занят. Ты понимаешь, что отрываешь его от важного дела. Эти установки сидят у нас в подкорке. Их надо знать и умело применять. А они просто шли.

Майор почти сразу понял, что дело дрянь. Он видел такое не первый раз и мог понять, когда ситуация по-настоящему хреновая. Машины на улице стоят. Значит, движение впереди перекрыто. На некоторых украинские флажки или желто-голубые ленточки, но это не беда. Так половина Киева ездит от греха подальше.

А вот люди, идущие целенаправленно, уверенно, не спешащие, но и не медлящие, с особым выражением на лицах. Описать такое сложно. Это надо видеть. Парубки с рюкзаками, одни в камуфляже, другие в гражданском. Но рюкзаки у многих, и это не есть хорошо.

Все идут туда. У некоторых еще и сумки. Из них торчат пустые бутылки с высокими горлышками. Там же на дне явно лежат пластиковые полторашки с бензином. Значит, собираются коктейли готовить. А вон какая-то тетка напрягается, две сумки тащит. Там, скорее всего, жрачка. И все туда, прямо как лососи на нерест.

Худо. Как будто и не было этих страшных и кровавых двенадцати месяцев.

Майор видел такое год назад. Лица стерлись, но он помнил ту пугающую, непреклонную готовность на все даже у самых невоенных людей. У киевской блогерши-сердечницы, у бабки, которая на Майдан как на работу ходила, у какого-то офисного хомячка. У всех одно и то же: молчаливый вызов и смирение одновременно.

Мы вытерпим все! Вы можете схватить нас, раздеть на морозе, бить, издеваться, сажать за решетку, но мы не отступим, не изменимся, не договоримся. Два года прошло, страна в раздрае. Скоро начнется настоящая война с Москвой. В Киев придут русские танки. Денег не платят, цены бешеные. Нет света и горячей воды, вообще ни хрена.