Евгений Сухов - Стенка на стенку

Второй звонок застал его в тот самый момент, когда он возлежал на красивой блондинке и мерно работал тазом. Не сбавляя темпа, он взял трубку и произнес:

– Слушаю!

– Второй уехал за город.

И Только ему одному было понятно сообщение. Главаря второй банды зарыли на пустыре рядом с Химкинским кладбищем, где обычно хоронили неопознанные трупы.

Третий звонок потревожил его чуть позже: Закир лежал в джакузи, раскинув руки в стороны. Он дотянулся до бортика и зажал в ладони телефон:

– Клиент споткнулся…

Закир довольно улыбнулся. Все шло именно так, как он и планировал.

Третьего беспредельщика заперли в обшарпанной «шестерке», на которой бандиты-малолетки приехали покорять Москву, и столкнули с обрыва в Москву-реку.

Акции Закира Большого имели огромное воспитательное значение: кореши-беспределыцики, созерцая потрошенные тела своих подельников, невольно задавались вопросом: «Кто следующий?»

Если так можно было выразиться, Закир был чистильщиком, но таким основательным, что после него на ухоженном газоне рыночных отношений долго не появлялась сорная трава беспредела.

Закир Большой был одним из доверенных людей московского сходняка, и, когда чеченские кланы стали понемногу усиливать свое влияние в Москве, пытаясь оттеснить местных законных от самых лакомых мест, он стал одним из тех, кому путем переговоров удалось предотвратить большую войну. Закир прекрасно разбирался во всех тонкостях уголовного бытия, отдав «чалкиной деревне» пятнадцать лет, и между тем принадлежал к одному из самых авторитетных и уважаемых горских кланов. Именно эти два обстоятельства помогали ему подбирать нужные и правильные слова как для элиты российского уголовного мира, так и для старейшин своей общины.

Третьим в компании гостей был законный с воинственным погонялом Кайзер.

В миру его знали под куда более прозаическим именем – Максим Шубин. Кликуху свою он получил во время первой ходки, когда сокамерники выяснили, что его мать – чистокровная немка. Кроме немецкого, который, естественно, был для него родным языком, он неплохо владел английским, немного французским и, всякий раз попадая в тюрьму, расширял свои познания в философии Ницше и Шопенгауэра.

Кайзер сравнительно рано угодил за решетку, в неполные восемнадцать лет: он промышлял тем, что грабил старателей в поездах дальнего следования.

Освободившись в двадцать лет, он вернулся к прежнему ремеслу и сколотил крепкую банду, которая вычисляла богатых купцов и трясла их вовсю. У Кайзера всегда водились деньги – даже в свои восемнадцать лет, находясь на зоне, он имел карманную мелочь, на которую можно было купить приличные «Жигули».

Отличительной его чертой была азартность: он обожал игру в карты, но если проигрывал по-крупному, то всегда рассчитывался в тот же день. Немецкая педантичность была одной из главных черт в его характере: он умел считать деньги и что самое ценное, приумножать их. Однажды, когда для более тонкого душевного общения начальник тюрьмы распорядился посадить Кайзера в пресс-хату, тот был выпущен уже через час. Потому что одному из сокамерников он порвал ухо, другому выбил глаз, а третьему – проломил череп. Зеки встретили эту новость одобрительно: сидельцы пресс-хаты были известными стукачами.

Безусловно, Максим Шубин был сильной личностью. Сей факт подтверждался тем, что, когда ему едва минул двадцать первый год, он попал в Бутырку. В то время там сидели очень крупные воры, под чьим присмотром находились целые регионы России, но Кайзер не затерялся среди них, а, наоборот, встал с законными вровень. И еще через год ему доверили держать тюремную кассу…

Четвертым был седоватый мужчина с очень короткой стрижкой. На вид ему было лет пятьдесят, не более. Был он крепок и жилист, словно соткан из одних сухожилий. Звали его Аркадий Тимаков, или попросту Тима. В Москве Тима курировал несколько шикарных гостиниц, с чьих апартаментах не однажды организовывал сходняки. И московский РУБОП подозревал, что под видом крупных бизнесменов в «Балчуг» стекаются законные воры со всех регионов страны.

Воровской профессией Аркадия Тимакова была фарцовка. Скупкой валюты он занялся еще в те времена, когда за это давали куда большие сроки, чем за бытовое убийство. Первый раз он угодил на нары в восемнадцать лет, пропарившись на строгаче шесть зим. Парень он был Аартовый и за колючей проволокой жил ненамного хуже чем на вольных хлебах. Мясцо едал исключительно с колхозного рынка, водочку кушал регулярно, а еще потягивал жену кума, который о похождениях своей благоверной не ведал ни сном, ни духом. Злые языки судачили, правда, что заместитель по оперативной части обо всем прекрасно осведомлен, но не спешил с разоблачениями, ибо получал от ухаря-зека мзду в твердой валюте.