Евгений Сухов - Месть смотрящего

Еще через шесть часов он ехал в сторону Питера. Даже долгое ожидание поезда не казалось ему утомительным – нагретая солнцем лавочка куда приятнее твердого шконаря, на котором приходится кемарить в три смены. Кроме него, в купе было еще двое мужчин и молодая женщина. «Одна компания», – определил по разговору Моня и, сдержанно поздоровавшись, расположился на нижней полке, где сразу и задремал под мерный перестук колес. Уже смежив глаза, ему подумалось о том, что за последние несколько лет он впервые так сладко отдыхал.

Проснулся он от какого-то враждебного присутствия. В купе было темно, только через открытое окно просачивался свет мерцающих звезд. Но опасность была так близко, что в затылке заломило. И в следующую секунду кто-то сильно толкнул его в бок.

Повернувшись, он увидел своего соседа по купе. Блеснув золотыми зубами, он зло процедил:

– Вставай, паскуда, разговор есть!

В купе было еще два человека – молодые парни лет двадцати пяти смотрели на него настороженно, в глазах злой блеск.

– Не рыпайся, падла, – подался вперед золотозубый, выставив руку с ножом.

У самого горла Моня почувствовал холодное прикосновение стали.

– А теперь поднимайся.

Осторожно, как если бы опасался напороться на заточенный наконечник, Гриша сел на полку.

– Не догадываешься, зачем мы здесь?

– Нет, – как можно тверже произнес Гриша.

Губы золотозубого печально скривились.

– Мы твоя совесть… Вспомни о своем недостойном поведении в доме родном.

Гриша Монин невольно сглотнул ком. Во все времена родным домом для вора была тюрьма. Сейчас в его купе были хозяева узилища, решившие устроить ему «правилку»!

Вот он, измеритель жизни. Только «правилка» способна показать сущность человека: болотину, поросшую гнилостным мохом, или кусок кремня, о который тупится самая крепкая сталь.

«Вот и дождался», – невольно подумал Моня и, собирая по крохам разбившееся мужество, отвечал:

– В родном доме я вел себя достойно.

– А вот нет, – зубы вора зло блеснули. – Вяжи его!

В руках парней оказались веревки.

– Послушай… – попытался подняться Моня.

– Не дергаться, падла! – Заточенный конец финки полоснул кожу, и проступившая кровь, щекоча нервные окончания, медленно поползла за воротник. Хмыкнув, добавил: – Знаешь, какое у меня погоняло?

Парни, уверенно перетягивающие запястье Мони, сдержанно хохотнули. Действовали умело и очень слаженно. Узкая веревка врезалась в кожу, принося неудобства.

– Орнитолог. Хочешь знать почему? – Гриша упорно молчал. – Объясняю… Потому что таких, как ты, я насаживаю на кинжал, как навозных жуков. А потом оставляю сушиться. – Коротко рассмеявшись, добавил: – Получится потом из тебя гербарий! Так что в следующий раз предупреждать не стану. Пригвозжу!

Моне связали ноги, рот заткнули кляпом и обездвиженного скинули на пол.

– Так вот, сучара ты ментовская, прибыли мы к тебе по решению нашего братства. Хотим мы тебе сказать, что жил ты не по правде. Сдал ментам своего подельника Мишу Пузырева. Теперь он в Сибири у хозяина чалится.

Говорить мешал кляп, его хотелось выплюнуть прямо в золотозубого.

– Гы-ы-ы!

– Еще один твой грех в том, что со следаками дружбу завел, а через твой треп многие люди пострадали, – продолжал перечислять золотозубый. Правильная речь, практически без фени, совершенно не вязалась с его внешностью закоренелого зэка. – На зоне из себя авторитета гнул, хотя таковым не являлся… Еще один твой прокол. – Хмыкнув, добавил: – Или, может, ты думаешь иначе? Рябой, выдерни ему кляп, пусть скажет в свое оправдание, покается, – сказал золотозубый.

Один из парней, стоящих рядом, охотно выдернул у Гриши изо рта тряпку, пропахшую маслом.

– Я не сдавал Пузыря, – прохрипел Моня.

– Не сдавал, говоришь, – глаза золотозубого недобро прищурились. – А что же ты на это скажешь? – Сунув руку во внутренний карман куртки, он вытащил из него вчетверо сложенный листок бумаги. – Знаешь, что это такое?

Надвигалось нечто ужасное. Не листок бумаги, а каменная плита. Нависнув над поверженным, золотозубый терпеливо дожидался ответа.

– Понятия не имею.

– Так вот я тебе растолкую. Это твой приговор. Хочешь, прочитаю?

Развернув бумагу, исписанную мелким ровным почерком, золотозубый принялся читать:

– "…Наводку на фирмача дал Кисель, за что мы ему отстегнули десять процентов. Говорил, что три недели его пас, ждал, когда с товаром прибудет. Товара он набрал на сто штук баксов. Привозил из Германии, там у него связи хорошие наладились. Среди прочего барахла была дорогая аппаратура, телевизоры, компьютеры. Все это влет уходило, тем более что у Ваньки Смирнова свои люди на толкучке имелись…»