Клуб представлял из себя небольшое полуподвальное помещение, чистенькое, уютное, с дизайном, выполненным не без искры Божьей, не шедевр, конечно, но пригласить сюда никого не стыдно. Бывали здесь самые разные люди – от нищих панков до самых что ни на есть настоящих «новых русских», оставляющих в грязноватом дворике свои «шестисотые». И то – ведь далеко не все они тупицы с растопыренными пальцами из новой серии анекдотов, поползших по стране, эти, из анекдотов, скорее исключение, чем правило. В наше время, пользуясь одной блатной феней, много не заработаешь, деньги водятся в политике, в экономике, а там феня не шибко котируется. Это только простых граждан грабить можно с феней на устах, а много ли у них, у граждан-то, возьмешь? На «шестисотый» точно не хватит.
– Ты что будешь? – спросил Кулак.
– Не знаю.
– Ладно.
Он пошел к стойке, взял две бутылки пива, стаканы и что-то шепнул девушке, распоряжающейся нехитрыми клубными припасами.
Настя сидела на широкой деревянной скамье за тяжелым грубым столом, сработанным из толстых досок и словно обожженным сверху, с сигаретой в руке – а как же, в таком месте да без сигареты, нонсенс просто! Пиво было холодное, но невкусное. «Балтику» она не любила – водянистый напиток, ни то ни се, а пахнет потом так, что можно подумать, будто Настя выпила стакан водки, и кайф очень странный, тупой, тяжелый. И писать очень хочется. Когда Насте предлагали что-нибудь выпить, она не рисковала, конечно, с такими напитками, как коньяк или водка. Пробовала несколько раз, но поняла, что это не для нее. Пока что, во всяком случае. Штучки для мазохистов. Кайф можно получить меньшими потерями, выпив какого-нибудь крепкого пива, подороже, чем «Балтика», но подешевле коньяка.
Кулак поднялся с лавки и снова направился к стойке, взял у смеющейся барменши, чуть старше Насти, две чашки кофе и вернулся к столу.
Настя с удовольствием следила за тем, как он движется, широкими уверенными шагами огибает лавки, длинные ноги в обтягивающих черных кожаных штанах ступают упруго, уверенно. Кроме вечных кожаных штанов на Кулаке была белая футболка с черной надписью: «No More Fucking Rock-n-Roll» – и черная кожаная жилетка. Сильные руки, сплошь покрытые разноцветной татуировкой, изображающей драконов, индейцев, томагавки, стрелы, всего одним взглядом не охватить, плавно несли две полные до краев чашечки, не расплескав ни капли. Ловкий парень этот Кулак. Ловкий и красивый.
Он поставил кофе в центр стола.
– Ну, что делать будем, Настюха?
– Не знаю, – протянула она.
– Ха, интересно, я, что ли, должен думать? Не знает она.
Вдруг он оборвал речь и глаза его уперлись во что-то, что находилось за Настей. Подавив в себе желание обернуться, она почувствовала, что этот прекрасный принц сейчас от нее ускачет. Да-да, на лихом коне, как в сказке. Настя хлебнула еще пива прямо из бутылки и попросила у Кулака зажигалку. Ее «Зиппа» лежала в кармане, но слишком уж внимательно он на кого-то там уставился, нужно было как-то вернуть его внимание, хотя она с каждой секундой все отчетливее понимала, что момент упущен. Да и был ли он вообще, этот момент?
– Светка! – вдруг заорал во все горло Кулак. – Светка! Ты что, старых друзей не замечаешь? Оборзела, да? Я вот тебе сейчас шершавого как запущу! А ну иди сюда!
Настя поняла, что ей дико, невыносимо хочется, чтобы эта обычная, всем известная и чисто внешняя грубость Кулака была обращена на нее. Это все его шуточки – «шершавый», «оборзела». Кулак давно уже пользовался этакими простонародными выражениями, находя в них особый шик. С его легкой руки и благодаря его обаянию они стали модными даже в кругу его друзей, и многие теперь запросто роняли словечки, которые можно услышать разве что на рынке от замшелых торговок овощами. Это не был ни родной матерок, матерок-то само собой, это статья отдельная, с любовной тщательностью разрабатываемая, трепетно хранимая и защищаемая от гордецов, желающих порушить вековые традиции. Нет, это были как раз грубые «шершавые», «все бабы – суки» или, например, «гузло».
Что до мата, то Кулак как-то, еще чуть ли не при первой их встрече здесь же, в этом же клубе, во время чьего-то концерта прочитал благодарным слушателям целую лекцию. Настя тогда оказалась рядом с ним за столом случайно. Он сам подсел. Увидел свободное место и приземлился. Потом махнул своей рукой-граблей, призывая друзей, те и подвалили, мгновенно сдвинув на краешек скамьи каких-то подростков, пытавшихся, по выражению из арсенала Кулака, «строить Насте куры». А Настю не сдвинули. Она так и осталась сидеть в центре кулаковской компании, выслушивая его сентенции. А потом, как-то автоматически, превратилась в одну из них – приближенных, посвященных, своих.
Читать дальше