Ефим Бершин Маски Духа

* * *

— Дед, а дед, — подступал я к Носатому, опасливо поглядывая на висящую на стене маску, — а ведь ты бандит.

— Сам ты бандит, — отмахивался дед. — А я рэволюционэр и этот, как он? —

о! — Робин Гуд. Григорий Иванович так и говорил, что мы все — это как один Робин Гуд. Потому что мы хотели, чтобы была справедливость и чтобы все уже наконец были здоровы.

— Дед, — не отставал я, — но вы же еще до революции весь юг грабили.

— Как весь?! — удивлялся моей необразованности дед. — Ты таки ничего не знаешь! Мы брали только у богатых. Бедных мы не трогали. Мы еще им отдавали, чтобы ты таки знал.

— Ну да, — догадывался я, — с бедных и взять нечего. Что их грабить?

— Правильно! — восклицал он. — Все должны быть равные! И все должны одинаково кушать.

— Но все не могут быть равными, — внушал я ему научный взгляд на мир. — Все не равны уже с рождения. Один умнее, талантливее, лучше умеет работать и вообще имеет больше за душой.

— Ну конечно! — радостно соглашался он. — Если ты больше имеешь, так и должен больше отдавать. Ты же не сумасшедший, чтобы кушать три обеда подряд, у тебя же будет заворот кишок. Вот ты что сейчас имеешь? Ничего ты не имеешь. А я имею! Я имею зарплату и еще за два костюма в месяц. Поэтому я имею, и поэтому я тебе тоже даю. А если бы я тебе не давал, что бы ты имел вместе со своими талантами? Ничего. А каждый человек хочет выйти вечером в город, зайти в буфет на набережной, выпить и закусить. Если человек не может выпить и закусить, он что — человек?

Спорить с ним было абсолютно бесполезно. Иногда, правда, мне удавалось взять верх, но в таких случаях он всегда прибегал к неотразимому аргументу:

— Как ты можешь так говорить! — закипал дед. — Если бы не я — где бы ты был? А? Я тебя спрашиваю! И я тебе скажу: тебя бы не было! Вот так! Кто бы тебя родил, я спрашиваю? Твой папа? Так он ничего не может родить, если я не скажу.

Когда я вырос и стал приезжать из Москвы только на каникулы, дед неизменно заявлялся за мной в белом пиджаке и белой кепке. И мы шли на набережную Днестра, где гуляли такие же старики в таких же белых пиджаках и белых кепках. И возле каждого он останавливался и громко вопрошал:

— Ты знаешь, на кого учится мой внук, или ты таки ничего не знаешь? — И грозно с высоты своего почти двухметрового роста наклонялся над перепуганным обладателем белого пиджака, который круглыми глазами обнаруживал свое полное незнание. Тогда дед поднимал кверху исколотый портняжьими иголками палец и восклицал:

— Он учится на вора! — Внимательно проследив за реакцией (не дай бог она не была восторженной!), он продолжал допрос: — А ты учился на вора? Нет, ты не учился на вора. Ты воруешь без образования.

Чтобы не вдаваться в подробности и — упаси бог! — не пересказывать ему теорию Мандельштама о ворованном воздухе, я просто объяснил деду, что учусь помаленьку воровать, и он воспринял это известие с полным лукавства пониманием и удовлетворением. Главное — чему-нибудь выучиться.

По мере того, как “белые пиджаки” на нашем пути исчерпывались (большей частью убегали от деда на другую сторону набережной), мы спускались в пельменную, брали бутылку водки, по паре порций пельменей (в одну тарелку) и продолжали свой давний спор.

— Зачем вы все-таки ворвались в театр? — интересовался я с видом военного стратега. — Ведь он не имел никакого стратегического значения. Вокзал уже захватили, городскую управу захватили. И еще эта маска! Зачем?

— Э-э-э! — задирал он вверх исколотый иголками палец. — Ты мне скажи, что есть человек? Не знаешь? Правильно, никто не знает. Потому что человек сам по себе — ничего не есть. Так, серая пыль на столе. Кто его видел? Кто его знает? Может быть, все видели, но никто не знает. А когда человек в маске, на него все обращают внимание. Это почти как костюм, который я пошью.

— Но костюм — это совсем другое дело, — пытался я возразить.

— Нет, не другое. Вот пришел ко мне Эдик. Знаешь Эдика? Так вот, он пришел. Хотел костюм. Я говорю ему: ну, Эдик, раздевайся, будем снимать мерку. Он

разделся — и нет человека. Пустое место, а не человек. Зато когда я пошил ему костюм, это стал человек! У кого еще такой костюм, я тебя спрашиваю? И уже никому не интересно, что он грузчик из магазина. Все думают, что он как минимум бухгалтер. Потому что все в этой жизни надо делать красиво. Если не делать красиво, считай, ничего в жизни не было. Что ты будешь вспоминать?

И он вспоминал. Иногда он надевал свою маску и так сидел у открытого окна, воскрешая молодость и пугая случайных прохожих.