Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

…Сидят они, Петр Золотницкий и Владимир Куницын, за бутылкой коньяка и ведут меж собой разговор, как самые отпетые коммерсанты:

— Шесть ткацких станков и одну сновальную машину… Сделаешь?

Куницын откидывается на спинку кресла, хитро прищуривает глаза, словно пронизывая гостя. Кому, как не Куницыну, знать, зачем понадобилась Золотницкому нелегальная техническая оснастка. Конечно же, для «левого товара». «Значит, за ценой не постоит», — прикидывает торгаш из треста.

— Двадцать семь тысяч! — наконец отчеканивает он. — По четыре косых со станка и трешку с машины.

— Шкура! — цедит сквозь зубы Золотницкий.

— Дешевле нельзя. Добывать-то придется на стороне, в чужом тресте.

— Все равно дорого!

— Заткнись, скопидом!.. Будешь торговаться — вдвойне выложишь!

— Ладно уж, по рукам!

Не зря заломил Куницын с «ближнего своего» безбожную взятку. «Барон» не фабрикант и не заводчик. Станки у нас производятся на государственных предприятиях и распределяются государственными органами. Значит, «Барону» надо отыскать лазейку, чтобы обойти закон, подмазать нужного человечка, который бы жульническую махинацию облек в законную операцию. Свинья грязь находит.

По сигналу Куницына в Москву заявляются директор Энского машиностроительного завода Скаченко и начальник отдела сбыта Драковский.

— Надо помочь одному надежному фраеру, — сказал «Барон». — Будете иметь по десять тысяч на нос.

Скаченко и Драковский для порядка помялись и согласились.

— Пусть только этот твой надежный плут письмецо организует от какой-нибудь местной конторы в «Снабсбыт». Чтоб видимость придать.

За две тысячи рублей заведующий чулочной артелью «Острая спица» Монин состряпал Золотницкому на своем фирменном бланке филькину грамоту. Для достоверности шлепнул печать. Грамота пошла по эстафете из рук в руки: Монин — Золотницкий — Куницын — Драковский — Чубурная… Извиняемся, будьте знакомы: Чубурная Надежда Семеновна, сорока лет от роду, выглядит на двадцать два, кровь с молоком, образование высшее, инженер отдела технического оборудования «Снабсбыта».

Чубурная взялась оформить официальный наряд на Энский завод. Не за красивые глаза и огненный чуб Петра Золотницкого. Петр выложил ей пятнадцать тысяч «на духи». Драковский, со своей стороны, бил челом Чубурной, чтобы она втайне от Скаченко удвоила цифры в наряде. Ему уже невмоготу было отбояриваться от сухумского «заказчика» Миши Бодирашвили. Миша — человек непритязательный. Он умолял Драковского добыть ему сотню ткацких станков… «Ну, а если нельзя сотню, то хотя бы полсотни или на худой конец дюжину». Драковский за удвоение цифр в наряде пообещал Чубурную «отблагодарить». Чубурная сказала, что наличные на сей раз ее не устраивают, лучше было бы борзыми: «Мой семейный „Москвич“ требует новой обувки. Привезите на квартиру четыре „калоши“».

Сделка состоялась. Документы оформлены, станки отгружены, и, как водится, по безналичному расчету. А «надежный фраер» отблагодарил своих компаньонов сугубо наличными. И Драковский не подвел Чубурную: вручил Надежде Семеновне охапку мимозы и… четыре ската для «Москвича».

Чадолюбивый папа Золотницкий научил сына действовать по принципу: «Сей рубли — пожнешь тысячи». Петя и сеял и жал. На допросах козыряет красивыми фразами: «Не стеснял себя. Жил в свое удовольствие».

Что и говорить, Золотницкий «не стеснял себя». Жил на широкую ногу. Обзавелся усадьбой, домом-особняком, купил машину-амфибию, чтобы кататься и по суху и по морю. Комнаты обставил, точно залы музея изящных искусств. И чтобы показать свою образованность, повесил в гостиной льняную простыню, на которой в художественном беспорядке были намалеваны человечий глаз, овечий хвост, пивная кружка, выеденное яйцо и радиатор от трактора «ЧТЗ». Композиция называлась «Молодожены». Гости, переступая порог, охали и ахали: одни, пораженные роскошью, другие — абстракционизмом. Даже закадычные дружки хозяина удивлялись, как это он хитро прячет концы в воду.

А Золотницкий и прятать не собирался. Ездил и летал во все концы страны. По какой надобности? С какой целью? Никто даже не поинтересовался. Хотя в промкомбинате, как и положено, есть администрация, есть профсоюз… У всех на виду действовал Золотницкий. Действовал нагло, бесстыдно. Не составлял себе труда отчитываться перед бухгалтерией. Был сам себе и главбух и кассир.