Екатерина Смирнова - Колдуны

И вздохнул.

Это получается, я людей погубил? – ошарашенно сказал Иннокентий. – Ой, как плохо…

Нет, – сказал некто, – они сами себя погубили. Нечего было прятаться. Хулиганье трусливое.

Все равно нехорошо вышло…

На потолке спать нехорошо – наставительно сказал некто. Вот за тобой никто не придет, бумажка-то обычная, глупая, и даже не оштрафуют, если ученика не найдешь. А меня – оштрафуют. Как пить дать.

Он попытался представить, на что можно оштрафовать этого, жуткого, но от страха только больше ослабел.

– А чего ты… От меня-то… Хочешь? – задушенно спросил Иннокентий.

А ты меня научи – серьезно сказал этот, который с косой. Сам знаешь, вашего племени мне не разобрать. То один ужом обернется, то другой перелиняет, а то и философский камень в руке зажмет, и не вижу я его. А мне надо. Они живут, живут, гадят, гадят… А тут я их на корешок – и в папочку. И все славно.

И уже подумал было Иннокентий успокоиться и возгордиться, но тут кольнула его странная мысль. Уж слишком гладко все выходило у этого, с косой. А ведь в одной фразе, между тем, выразил он истинную суть своего желания: и бестелесному трудно скрыть, когда подпрыгиваешь на месте, когда дрожишь от азарта – ну! Вот же! Ну! Сейчас главная мечта исполнится!

И лезвие косы медленно покачивается, постукивает снизу по дивану: тук-тук.

И тут взяла Иннокентия гордость, которой в избытке у любого хорошего колдуна. Даже самого пьяного.

– Разгадал я тебя! – крикнул возмущенный Иннокентий. – Ты мне голову не морочь! Ты тут сидишь, Шерлоком Холмсом прикидываешься – мол, справедливости тебе, да побольше. И штрафа боишься, как обычные люди, да? А сам всех – на корешок и в папочку! Нет уж, сволочь! Не дам я тебе наше племя изводить. И, сколько б ни прятались от тебя колдуны и колдуньи, не найдешь ты ни одного! Не трожь нашу, это… Демо… Графическую ситуацию!

Так по-былинному ответил смерти Иннокентий, а после встал с дивана, дверь открыл и стоит – мол, вот вам бог, а вот порог.

А поджилки у него трясутся.

Тот, который в балахоне, встал, подошел и смотрит. И говорит:

Разгадал, разгадал, молодец. Гордись гордостью магов. Опять не удалось. Только ты имей в виду: пока не один ты такой на свете, как-нибудь я без тебя обойдусь. Другие подрастут – их и расспрошу.

И с этими словами тот, который в балахоне, прошел в дверь и растаял.

Иннокентий посидел-посидел, а потом подошел к зеркалу и начал выгонять из себя страх.

Дернув отражение за нос, он задумался: во-первых, любому магу известно, что смерть говорит правду. По-другому она не умеет.

А, во-вторых, если он такой уникальный, а не просто пьянчуга-умелец, срочно надо найти этих, о которых говорил сволочной тип с косой. Вырастут, говорите? Спросишь, говоришь, у них? Ну-ну…

И Иннокентий, напевая, пошел бриться.

Спокон веков известно, что стенать о поиске учеников – неправильное дело, что ученика не выпрашивают у мира в обмен на гордость или сломанную руку – ученик приходит сам.

Хотя иногда ждать и искать его задолбаешься.

Но ведь если у тебя нет терпения, то какой же ты маг?

Говорят, что с тех пор колдун Иннокентий здорово помолодел.

Бабушки на лавочках диву даются, не понимая, почему пьянчуга из пятой квартиры побрился, бросил пить, купил себе белые кроссовки и целыми днями пропадает на работе.

Но Иннокентий пропадает не на работе. Хотя иногда он находит себе подходящие занятия: разносит посылки и подарки, распространяет билеты в школах, устраивается на полставки учителем труда или физкультуры, а когда ребенок разворачивает конфету от Деда Мороза или сосредоточенно ковыряет доску стамеской, колдун Иннокентий внимательно смотрит – не промелькнет ли та самая искра?..

А дети стараются и думают – вот какой хороший дядька.

А он и правда хороший.

Колдун Иннокентий прилежно ищет себе подходящего ученика.

Девочка облизнула карандаш, старательно выправила положение тетради – угол ровно тридцать пять, а еще нужно сесть, опираясь на левый локоть – и вывела:

«Я хочу написать про алых коней. Но мне все время что-то мешает».

Яблоневый сад за окном шумел.

Ночью в поселке тихо, тихо, и лунная сеть накрывает горы, и косы, заплетенные на ночь, кажутся черными, и тени вплетаются в них, как синие ленты. Лето проходит, идет через долину семимильными шагами – идет, идет и никак не уйдет отсюда, ведь долина – огромная, а лето – не так уж и велико: когда с одного края долины ветер несет желтую листву, на другом краю еще созревает земляника. И тихо, тихо…