Владимир Батаев - За гранью добра и зла. Том 1. Шут и Некромантка

– Подвинься, я спать хочу!

– Ну ты и наглец! – возмутилась девушка. – Нет уж, я выспалась. Пойду лучше завтрак раздобуду, тем более что по твоей милости поужинать мне не удалось.

Я не стал указывать, кто был виноват в том, как всё сложилось.

– Разузнай у трактирщика или слуг, если они тут есть, правила местных карточных игр и достань мне колоду, – напутствовал я. – Вооружённый грабёж всё же не мой профиль, да и на стражу нарываться не хочется, а деньги добывать как-то надо.

– Как будто карточных шулеров убивают реже, чем грабителей, – съехидничала она.

Я только отмахнулся и, скинув сапоги, завалился в постель, отключившись раньше, чем голова коснулась подушки.

Я будто отделился от собственного тела и со стороны наблюдаю за самим собой.

Я сижу на троне из чёрного вулканического стекла, ладони покоятся на черепах, вделанных в подлокотники. На мне чёрная чешуйчатая кольчуга, на правом предплечье широкий наруч с едва заметным узором вытравленных рун. На левой руке вместо наруча закреплён небольшой щит треугольной формы с извилистой кромкой. От одного края щита отходит пара длинных лезвий, расположенных вдоль кисти. Над правым плечом торчит трёхгранное лезвие меча, одним концом каким-то образом закреплённого в троне.

Не хватает разве что таблички с надписью: «Тёмный Властелин, Узурпатор, Несущий Погибель».

Перед троном стоит воин в доспехах. На нагрудной пластине кирасы герб – вставший на задние лапы лев. Из-под шлема в форме львиной головы слегка выбивается прядь светлых волос. Из-за плеча торчит эфес огромного двуручного меча. Воин презрительно усмехается, надменный взор его водянисто-голубых глаз сверлит сидящего на троне меня, будто это он здесь настоящий правитель, на минуту позволивший занять своё место придворному шуту.

У его ног на коленях стоит обнажённая девушка в цепях. Мирэ! Она поднимает голову, и я вижу перечеркнувший её левую щёку кривой шрам. Моё сердце сжимается от боли, словно пронзённое сотней раскалённых игл – невзирая на отсутствие тела у призрачного наблюдателя, коим я стал. Но для меня Мирэ по-прежнему прекрасна, что значит какой-то шрам, нанесённый…

Кем? Когда? Где? Этого не было, я этого не помню. Этого не должно быть! Этого не случится!

Я, сидящий на троне, что-то говорю воину-льву. Но я-наблюдатель не слышу слов. Воин отвечает. Я вскакиваю с трона, выхватывая меч из гнезда в спинке – вместо оголовка на эфесе ещё одно трёхгранное лезвие, вдвое короче основного. Воин-лев выхватывает двуручник, его золотистое лезвие пускает блики.

Начинается танец битвы. Я с удивлением и восторгом наблюдаю, как тот, другой я, выписывает такие финты, какие мне и не снились. Вот он-я принимает рубящий удар двуручника на свой щит, оперев левую руку на предплечье правой, тут же изворачивается, уходя от клинка, и вонзает лезвия-когти в живот противника, пробивая кирасу. Воин-лев сгибается, рефлекторно пытаясь ладонями зажать рану. Я замахиваюсь мечом, целя в шею… Я, наблюдающий за боем, уверен, что клинок не должен перерубить пластинчатую бармицу, никак не может этого сделать. Но другой я, ведущий бой, не знает сомнений и наносит удар, вложив весь свой вес, в замахе с разворота. Голова воина-льва катится по полу.

Я подхожу к Мирэ, разрубаю сковывающие её цепи. Пристально смотрю в её лицо. Она отвечает таким же взглядом. Я вижу, как движутся мои губы, что-то произносят, но слов не слышу.

Мирэ отворачивает голову, волосы падают ей на лицо, прикрывая шрам. Неожиданно она снова оборачивается и с размаху бьёт мне ладонью по лицу. По-прежнему я заслужил только пощёчину…

Я вскинулся на кровати и открыл глаза. Щека горела от пощёчины. Я едва успел перехватить руку Мирэ, занесённую для второго удара – хороший способ разбудить меня выбрала, ничего не скажешь. Пристально всмотрелся в её лицо – только гладкая кожа, ни следа шрама.

– Ты чего?! – В её голосе странным образом смешались удивление, раздражение, беспокойство – уже отступающее, сменяющееся облегчением.

– Кошмар приснился, – пробормотал я, всё ещё пребывая на грани сна и яви, только начиная разделять видение и реальность.

– Это я поняла. – В голос девушки вернулись привычные язвительные нотки. – Ты так орал, что удивляюсь, как сюда кабатчик не примчался посмотреть, чем я тебя тут пытаю. Руку-то, может, отпустишь?

Я послушно отпустил её руку, но вместо этого обхватил за талию и, притянув к себе, впился долгим поцелуем в её губы. Она на секунду растерялась, но тут же начала меня отталкивать, вцепилась ногтями в плечи. Я наконец выпустил её и получил свою заслуженную пощёчину.