Амальтея Нова - Мировая сеть

Остановившись у границы книжного моря и берегов рабочих столов для чтения, наследник, повысив голос, крикнул:

– Многодумус, где тебя найти?

Ему, секунды спустя, ответил старческий голос. Донёсся он из центра книжного моря, за тринадцатыми стеллажами.

– Не знаю кто меня ищет! Если вы пришли с проблемами, то я занят. Если с комплиментами, то я их недостоин. Если с приглашением на полдник, вынужден буду согласиться. Ничего не ел с самого утра!

– Потрясающе, – дал характеристику услышанному мальчик, идя вдоль стеллажей на звуки голоса.

Дойдя до нужного, застал звездочёта на полу в кругу раскрытых книг. Старик поднял взгляд зелёных глаз на подошедшего и тут же улыбнулся.

– Ваше высочество, как жизнь? Чего-то изволите почитать?

Он захлопнул книгу, что держал на коленях и она дыхнула на него облаком пыли.

– Кхе, надо бы прибраться здесь, – прокашлялся звездочёт, вставая.

– Многодумус, – задумчиво обратился к своему знакомому будущий король, – Помнишь, ты говорил мне о мировой сети и показывал по звёздам её пути и туннели.

Старик расставил часть книг на книжные шкафы, и повернулся к мальчику, внимательно слушая, что может содержать может его просьба или приказ. Клоак потребовал в своей манере:

– Хочу взглянуть на небо обсерватории, проведи меня до традиционного зала.

– Как скажете, Ваше высочество, – тут же отозвался хранитель знаний, – Буду рад оказаться вам полезным. Пойдёмте, звёзды любят когда за ними наблюдают. В отличие от меня, я не люблю преследований.

Старик смешно встряхнул руками, словно испытывая брезгливость к подобного рода внимания. Клоак промолчал, скрывая улыбку за инспекцией книжных рядов.

Оставив книги в том состоянии, в которое их привёл звездочёт, они направились к дальним частям библиотеки, что открывали думающим людям куда как больше информации для размышлений, нежели написанное в энциклопедии.

Стены библиотеки, что разделяли книжные океаны и обсерваторию, были выполнены подобно роще дубовых деревьев. Ограда, что шла полукругом уже очерчивая большой зал обсерватории, была высажена вечными дубами, чьи стволы стали частью несущих стен. Корни начинались за несколько шагов до перекрёстка двух плоскостей и волнообразным, растительным переходом, врастались в обсерваторию.

За дубовой рощей были скрыты тропинки, что по замыслам архитектурной мысли вели путника вглубь леса.

Старик ступил на ступени первый, за ним последовал наследник, привычно соблюдая дистанцию в четыре шага, как требовал того его высокий статус и этикет двора.

Лестницы были тоже деревянными, а перила выложены листочками, покрытыми зелёной эмалью. Без скрипа ступеней они поднялись в зал обсерватории, к которому вели шесть таких же лестниц с разных частей лаборатории.

Образно пространство обсерватории можно было разделить на три части: сидячий амфитеатр, сцена для работы с техникой и большое звёздное небо. Под открытым потолком и в окнах амфитеатра оно было многократно приближённым окружающим пространством. Создавался эффект «протяну руку и дотронься до звезды». Человек, заходивший в обсерваторию одновременно чувствовал себя и богом, и маленькой, незначительной, частичкой большой задумки космоса.

Клоак богом себя не чувствовал. Под наблюдающими за ним звёздами, он сел на верхние ступени амфитеатра. К нему присоединился звездочёт, кряхтя от потуг борьбы со своим расшитым халатом.

– Многодумус, ты тоже мной недоволен? – спросил мальчик, устремляя взгляд куда-то в центр сцены, где привычно располагались предметы определений длин и радиусов звёздных элементов. Среди них были точные инструменты вычислений математических параметров и невообразимо занимательные квадратные глобусы Вселенной.

– Я недоволен даже собой, мой мальчик, – отозвался философ, вздыхая воздух обсерватории.

Повернув голову, он увидел погрустневшее лицо, и столь же мудро исправился:

– Хотя знаешь, к другим я испытываю снисхождение, но только не к себе.

– Видимо, это должно меня успокоить.

Мальчик перевёл взгляд на ступени обсерватории Вселенной, а после уделил внимание её потолку. В вышине далёких звёзд сверкали цветные светлячки, призывно мерцали потоки света далёких планет в бесконечно тёмной ночи космического мира.

Клоак обратился скорее к самому космосу, но услышать его мог только звездочёт.