– О! Свежесваренный супчик без добавок! Надо почаще заглядывать к тебе на огонек. Гердамакс, представь меня своей жене и ребенку. Все успел, негодник! Даже на свадьбу не позвал. А ведь у меня такая красавица-дочка подрастает. Ну ничего, будет хорошей женой вашему сыночку.
Айраф окинул взглядом Гунолину, видимо представил, как будет выглядеть эта самая дочка и выдал:
– Вселенная, а пойдем домой? Дождь уже закончился, можно уже и пешком дойти.
– Гунолина, эта девушка – моя гостья, правда, незваная. Она каким-то образом увидела и дорогу, и дорожный знак, указывающий направление к замку.
– Родственники? – вмиг посуровев, спросила колдунья, не забывая зачерпывать суп огромной ложкой.
– Нет, – высокомерно окинув нас взглядом, уверенно произнес герцог.
– Враги?! – с азартом воскликнула Гунолина, аж подпрыгнув на своем стуле от ожидания, что услышит что-то особенное. Стул накренился и начал падать подобно звезде на небе. Реакция у графа была отменная – поймал мгновенно и вернул старушку в вертикальное положение.
– Не думаю, – задумчиво присмотрелся ко мне граф, только с каким-то совершенно иным выражением пронзительно черных глаз. – У меня превосходная память на лица и всех своих врагов я знаю как самого себя.
– Тогда любовь, – хотела было поставить точку в диалоге колдунья, откинулась на спинку стула, довольно поглаживая сытый живот и продолжая с жадностью созерцать наши с Айрафом нетронутые супы.
– Исключено, – прогрохотал граф. – Вспоминай, старая, что ты там намудрила с проклятьем, а иначе, – задумался на мгновение и тут же продолжил свою угрозу, – сошлю тебя в дом престарелых! Это такое людское учреждение для надоевших старых родственников! Будешь там общаться с себе подобными.
– Но мы – не родня, – расхохоталась Гунолина. – Но и молодые путники в лесу меня более чем устраивают. Герцог, не выгоняй меня из избы, а!? Я всё вспомню, – и почесала лысеющую макушку. – Дорогу я прокляла эту триста лет назад. Ты тогда сказал, что хочешь жить в тишине и абсолютном покое.
– Вот именно. Только вот что ещё к моему пожеланию добавила ты?
– Что-то вроде этого, – пакостно захохотала каркающим смехом старуха: «Дорогу может увидеть лишь тот, кто дорог герцогу – родственник, враг, друг…
– У меня нет друзей! – как заорет герцог! Мы все аж подпрыгнули. А Гунолина продолжила, как ни в чем не бывало:
– И любимый человек! – торжественно закончила фразу колдунья, с благодарностью прихлебывая алое нечто из незаметно придвинутой ей моей порции.
– Что?! – подорвался Гердамакс со своего места. – В этих землях есть только один любимый человек – это я! Зачем было закладывать в проклятие и так очевидные вещи?
Колдунья при этих словах подавилась и откашлявшись, продолжила оглашать оказывается ещё не законченный текст проклятия: "По возвращении из владений герцога абсолютно всех ждет неминуемый несчастный случай с фатальным исходом".
– А это ещё зачем? – удивилась я. Герцог моё удивление поддержал и вопросительно уставился на старую довольную каргу. Айраф, когда осознал услышанное, уронил ложку в свою тарелку. Он то блюдо не ел, просто до недавно сказанных слов помешивал поставленное перед ним яство, наблюдая за пузырьками, появляющимися на пути, проплытом ложкой. Теперь я вся была в каплях будем надеяться, что борща. Гунолина же так же незаметно вернула мне назад уже опустевшую тарелку и начала гипнотизировать последнее оставшееся не съеденным блюдо на столе.
– Как зачем? – не поняла колдунья. – Чтобы больше не приперлись! – разъяснили непонятливым нам. – Ведь если пришли раз, то потом и ещё притащатся. А это – прямое нарушение тишины и покоя.
– А я все думал, почему дядя Марк погостил и за триста лет больше ни разу меня не навестил, – зарычал герцог. А затем его взгляд переместился на меня и как-то… подобрел, что ли. – Вселенная, рад, что происходящее не отражается на Вашем аппетите. Шеф-повар у меня самый лучший, счастлив осознавать, что и Вы оценили приготовленные им изыски. Только Вы немного… перепачкались, – протянул герцог. Взял мою руку в свою, перегнувшись через стол и… слизнул капельку супа. Брр… Айраф посмотрел на Гердамакса и тоже решил повторить за взрослым дяденькой, у которого совершенно нет мозгов, похоже. Разгадав сходу его намерение, я нервно проговорила:
– Не надо… меня облизывать.
– Все понятно, – заявила с озорным блеском в глазах старуха, – Любовь, – и начала вылавливать последние капли своим половником на дне тарелки, громко шкрябая по донышку красивой фарфоровой посудины, расписанной алыми вензелями.
Читать дальше