Дмитрий Емец - Последний стожар

Размышляя о странных изгибах правды, которая своей запутанностью сама словно подталкивает ко лжи, Ева ответила на мамин звонок. Да, все в порядке. Да, голова больше не болит. Да, наверное, вчера поздно легла. Что делаю? Да ничего. Сижу вот на диване.

Ева щелчком стряхнула с колена крылышко моли и покосилась на котошмеля, деловито заползающего ей в рукав. Котошмель мурлыкал с отзвуком дрели, и золотистые волны, сбегая с его полосатой шкурки, выкатывались Еве на запястье.

– Хорошо, что ты мелкий, – похвалила Ева. – Тебя легко спрятать… Компактный такой домашний глюк! – Пошла в ванную. Умылась холодной водой. – Ну, значит, вот! – сказала она. – Сегодня день пошёл криво. Вечером я лягу спать, а утром встану – и всё это безобразие исчезнет…

Она разглядывала своё лицо с мокрыми бровями и каплями воды на щеках, когда кто-то пальцем постучал ей по ноге. Ева осторожно опустила глаза. На полу лежала перчатка, раздувшаяся, как объевшаяся лягушка. Пытаясь залезать по Евиной ноге, она срывалась и падала от собственной тяжести. Ева с ужасом отпихнула перчатку ногой. Та подползла снова. Пожав плечами, Ева осторожно подняла её и перевернула. Из перчатки посыпались мелкие монетки, несколько кондитерских мелочей, которые обычно продают в супермаркетах на кассах, и последним выкатилось золотое кольцо.

– Опс! – сказала Ева. – Кто-то не тратил времени зря… И кому мне это теперь возвращать?

Перчатке понравилось, что её опустошили. Она опять стала лёгкой, могла карабкаться по ноге и ловко перескакивать с одного предмета на другой: стиральная машина – край ванны – кран. Потом перчатка исчезла, но прежде чем исчезнуть, стащила с раковины колпачок от зубной пасты. Ладно: золотое кольцо принесла – колпачок от пасты стащила… Баланс пока терпимый…

Позвонил папа и поздравил с днём рождения. В поздравлении своём он был подробен и деловит, будто зачитывал заранее приготовленную речь. Речь была чёткой и легко дробилась по пунктам. Здоровья. Успехов в учёбе. Серьёзного подхода в подготовке к экзаменам. Подарок будет тогда-то и такой-то.

– Ты сегодня не приедешь? – спросила Ева.

Папа помедлил. Скорее всего, ответа на этот вопрос в заранее подготовленной речи не значилось.

– Сегодня не смогу. Работы много. В субботу приеду, как всегда.

– Ну, тогда пока, – сказала Ева. – До субботы!

В разговоре возникла заминка. Папа думал, что бы ему ещё спросить. Наконец нашёлся:

– Ты как? Что делаешь? Не скучаешь?

– Да нет, день был динамичный, – сказала Ева.

Когда трубка замолчала, Ева опять вдвинулась в полутёмную кухню. И застыла на пороге. К окну с уличной стороны, пытаясь что-то разглядеть между полуприкрытыми шторами, прильнуло лицо. Чтобы лучше видеть, оно втискивалось носом в стекло, и сплющенный побелевший нос, прижатый к стеклу двумя дырочками, казался свиным рыльцем.

Ева вскрикнула. Лицо отлипло, на миг обретя целый, совсем не кнопочный нос, и мгновенно исчезло. Ева подбежала к окну. Участок просматривался до забора, и успеть перелезть или хотя бы добежать до него было никак нельзя. Просто участок, просто сирень, несколько яблонь и две сосны. Однако снаружи никого уже не было.

– Глюк номер семнадцать, – мрачно сказала себе Ева и подумала, что, возможно, стоило начать счёт с единицы. Семнадцатью глюками дело явно не ограничится.

Мама вернулась в одиннадцать вечера. И это для неё было ещё рано. Дневное представление начинается в 14:30, вечернее – в 19:00 и заканчивается после девяти. После представления зверей надо накормить, прогулять, рассадить по клеткам – начиная с мирного, косолапого, внешне неуклюжего енота, который, если не уследить, мигом оставит без глаз любую собаку. Причём предупреждать и шипеть не будет: не в его это правилах. Да и возню с цирковыми костюмами – чистку, глажку, подшивку – мама никому не доверяла. Глупо думать, что если оставить на девочке-пуделихе платье – жёсткое, дорогущее, с каркасом и алыми розами на юбке, – то она будет всю ночь стоять посреди клетки и им любоваться.

Мама долго возилась на кухне, тихо ругаясь и что-то роняя. Ева как могла помогала маме сохранять таинственность, с вопросами не лезла, даже подбросила к дверям спички, когда по некоторым звукам из кухни поняла, что возникла заминка. Мама высунула из кухни руку – и спички исчезли.

Чиркнув спичкой, мама помедлила и наконец позвала:

– Иди сюда!

В кухне был погашен весь свет. По тёмному столу, как по водам ночного озера, медленно проплывала ладья с четырнадцатью горящими свечами. Круглые кремовые щиты, мачта из бамбуковой палки, парус из бумаги. Съедобные викинги, защищая шоколадные бороды, грозили Еве короткими вафельными мечами. Огонёк свечей от сквозняка шарахался то вправо, то влево. По кухне скользили причудливые тени.