Ольга Васильченко - Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях

Ответный кивок получился слишком глупым. Какой заказ, какая рукопись, на Адели лица нет!

– Делька, а ну выкладывай всё! – потребовала я. – Что такого страшного было в том пакете, что ты сидишь, словно у тебя несварение?

Подруга секунду помешкала, а после дрожащими пальцами вынула из-за корсажа сложенный в несколько раз лист бумаги.

– Это письмо от Джульетты, – выдохнула она.

Я забрала послание и углубилась в россыпь маленьких округлых буковок.

Та-ак… Дорогая моя Адель… угу, взаимное эпистолярное лобызание в щёки, природа-погода, уведомление о том, что если сие достигло рук получателя, то отправительница померла. Дальше… О, Делька нынче ещё более завидная невеста, чем раньше… Ну никто не говорил, что пани Скворцонни бедна. Ага! А вот и обо мне пара слов. Рукопись, контракт, куда отправить по завершении работ… Я быстро пробегала глазами убористые строчки, но споткнулась на очередном абзаце и вытаращилась на письмо, словно на ядовитую гадюку. Что-о?!

– Ты из-за этого сидишь, будто пуганная мышь?

Повернув листок к Адели, указала на имя её матери в строке.

Подруга судорожно кивнула.

– А-алана, – запинаясь, выдавила она, – знаю, что мой отец не самый светлый и безобидный человек в Растии, да и с Джульеттой они не ладили, но её подозрения про маму…

– Да какие уж тут подозрения, она прямым текстом пишет, что он убил Агнешку, – скривилась я.

Вот уж точно, не было печали, мракобесы накачали.

– Ну, вот как ты думаешь, могло…

– Да никак не думаю, – прервала я подругу, – с твоим батенькой стараюсь не пересекаться, но ты-то его лучше знаешь.

– В том-то и дело, что знаю, – красивое лицо Адели застыло маской, у губ прорезались глубокие складки. – Поэтому хочу сама во всём разобраться! – выпалила она. – Джульетта, конечно, батеньку не жаловала, но и на пустом месте такого бы говорить не стала. А меня он после смерти маменьки так холил, лелеял, что чуть не молился!

Делька порывисто выхватила у из моих рук листок и, сложив, вернула за корсаж.

– Разве что у него напрямую спросишь, – в моём голосе прорезался здоровый скепсис. – Если что и было, так за столько лет быльём поросло.

– Нет! Маменькина комната заперта с момента похорон, если там порыться, то мало ли что всплывет! Лана, мне нужно знать! Поможешь мне или, может, ты Вилька попросишь разобраться?

– Э, нет, только не Балта, – хмыкнула я. – Он-то уж точно поставит твоего батеньку в известность о странных изысканиях его любимой доченьки, а меня сожрёт за пособничество в оных. Сами справимся. Что мы, глупее Ночной стражи, что ли? Да и в любом случае, наше знание при нас и останется.

Адель согласно кивнула в ответ.

В голове ещё шумело от предсмертных криков столичных воров. Алхимия – самая мерзкая человеческая выдумка, даже хуже магии. От одной мысли о липких разводах в кабинете Мнишека меня перекосило. Сделав несколько глубоких вдохов, я всё же нашел в себе силы спуститься с крыльца во двор и, поглощённый безрадостными мыслями, чуть не налетел на Марека.

– Пан Вильк! Ужас какое дело! Нужно спешить!

Парнишку за заслуги в прошлом деле и при моей рекомендации повысили до младшего дознавателя. Но мне всё чаще казалось, что ума в рыжей голове так и не прибавилось. Только сырой ветер между ушами и гуляет, развевая сиреневые рюши дородной полутролльки. После отъезда Люсинды этот оболтус неделю ходил пришибленный.

– Кипелленскому радетелю явился куць и потребовал отпустить грехи?

– Что? – Он так захлопал рыжими ресницами, что чуть не взлетел.

– Когда закончится этот день? – Я мученически закатил глаза. – Что стряслось?

– Пан Ремиц просит вас немедленно прибыть в Школу Высших Искусств.

Осталось только зажмуриться и садануть тростью по брусчатке Редзянова двора. Если Габриэль решил таким образом затащить меня на дружеские посиделки – прокляну! Самой чёрной-пречёрной магией. И совесть не замучит.

– Зачем? – еле выдавил я.

Марек наклонился ближе и прошептал:

– Парты ожили.

– Это же Школа Высших Искусств!

– Двери сами открываются и закрываются.

– Это же Школа Высших Искусств! – тупо повторил я.

Склоняясь к мысли, помимо Габриэля, проклясть и своего надоедливого подчинённого.

– Книжный шкаф наступил на ногу декану. Реторты с колбами сами зелья смешивали да плескали на адептов, а то и преподавателей. И теперь у некоторых уважаемых панов рога повыросли не хуже, чем у оленей в княжьих угодьях. А кое у кого ещё и копыта с хвостами, чисто куцьи родичи! Мусорные вёдра расплёскивали помои прямо во время занятий. Про уборные и вовсе говорить неудобно. Даже женские потеряли всякий стыд.