Татьяна Охитина - Петровна

Алмус замер.

– Нет, никого, – наконец ответил он.

И продолжил орудовать тряпкой, поймав себя на том, что трет слишком сильно.

– Сочувствую, – произнесла Бабазина. – Плохо, когда братьев-сестер нету. Что случись – и всё. Давно ты один живешь?

Отвечать Алмусу не хотелось, но чувствуя себя виноватым, он все-таки сказал:

– Третий год.

– Боже мой, – Бабазина остановилась и посмотрела на него полным сочувствия взглядом. – Да что же за мир у вас такой? Тебе лет-то всего ничего, как такой ребенок один жить может? Кто-то же должен за тобой присматривать?!

– Не надо за мной присматривать! – возмутился Алмус. – Я сам справлюсь! И вообще, мне пятнадцать, взрослый уже!

– В пятнадцать лет взрослыми не бывают.

– А я взрослый! И никакие присмотрщики мне не нужны! – от возмущения Алмус даже тряпку бросил.

– Тогда зачем ты меня сюда притащил? – вкрадчиво произнесла бабуля. Алмус открыл рот… но вовремя остановил рвущиеся наружу слова. Заинтересованность на лице Бабазины сменилась сожалением. Или ему это показалось? – Ну вот скажи, что я буду здесь делать? Не верю я этим твоим рассказам про любопытство. Не такой ты мальчик, чтобы подобные глупости творить. Признайся, тебе просто стало одиноко, и ты хотел, чтобы у тебя появился рядом кто-то из взрослых, способный о тебе позаботиться?

Голос Бабазины был таким добрым, а слова, словно разбойничий кинжал, метким ударом вонзились в сердце. Алмус всхлипнул и бросился прочь… И оказался пойман сильными уверенными руками, заключен в объятия, где и разрыдался, словно глупый ребенок, рассказав всё как есть.

3

Валидол Петровне все-таки пригодился. Сунув таблетку под язык, она попыталась осмыслить сказанное… и не прибить паршивца. Доверие терять было нельзя, поэтому сдержалась. Чувства ее были противоречивыми – она не только злилась, но и жалела глупого запутавшегося ребенка, вообразившего себя взрослым. Как бы она сама поступила на его месте? Возможно, нашла бы еще более худший вариант. В свои пятнадцать она была ого-го. Если бы не родители и старшая сестра, может и не дожила бы она до нынешних лет.

По рассказу Алмуса, ее «извлечение» заказал местный работорговец. Официально работорговля в королевстве запрещена, поэтому действовал он этот тип по-тихому и чужими руками, привлекая к своим делишкам тех, кто владел магией. По его заказу такие «мастера» выдергивали людей из других миров, а уж работорговец потом превращал добычу в доходный товар. Очень удобно – несчастных никто не ищет, делай с ними, что хочешь. А если поймают на горячем, так сам он рук не марал, всю грязную работу сделали за него такие вот маги-недоучки типа Алмуса или взрослые, сидящие на мели колдуны. Чего не сделаешь ради денег, когда их нет.

Если верить мальчишке, он еще долго держался, отказывался до последнего, но, когда погнали с работы, где и так платили гроши, ничего другого не осталось.

Петровну должен забрать заказчик, когда узнает, что работа сделана. Алмус заявил Петровне, что никакого сообщения отправлять не будет, на вопрос о неустойке снова заюлил, но потом сказал, что конкретного срока исполнения не было, так что еще можно что-нибудь придумать. И это давало им небольшой, но все-таки шанс выкрутиться. И теперь, глядя на то, как старательно виновник отмывает кухню, Петровна раздумывала о том, что бы такое предпринять, чтобы вывести мальчишку из-под удара и самой остаться в живых.

– У тебя, даже дальних родственников нет? Дяди, тети? Бабушек? Дедушек?

Ответом ей послужил еще один тяжелый вздох.

– Нету. В соседнем королевстве жила вторая бабушка, мамина мама. Но она тоже умерла.

Схватив за хвост мелькнувшую в голове идею, Петровна спросила:

– А кто-нибудь кроме тебя об этом знает?

– Эээ… нет.

Мальчишка оказался понятливым, озадаченность на его лице сменилась робкой надеждой.

– Да, может получиться, – кивнув, ответил он. – Только вам придется очень хорошо притворяться.

– Об этом можешь не беспокоиться, – усмехнулась Петровна. – Лучше расскажи о вашем мире. И одежду для меня раздобудь.

– Одежда – это запросто, – обрадовался мальчишка, – у меня бабушкиной одежды целый сундук остался!

И он потащил Петровну на второй этаж.

Комнат наверху оказалось три. Одна – родительская – стояла закрытая, во второй обитал сам Алмус. Третья, тоже закрытая, когда-то принадлежала бабушке.

Бархатистый налет пыли густо покрывал пол, застеленную кровать, низенький столик с гнутыми ножками, уставленный какими-то бутылками, полку с коробками и массивный кованый сундук. Оставляя за собой следы, Алмус направился к сундуку, отпер замок и распахнул крышку.