Даниил Алексеев - Корона Славии

— Именем Великого Герцога Блекстера, законного президента Вестии, приказываю тебе немедленно покинуть пределы свободной Вестии, в противном случае ты будешь уничтожен как нарушивший закон преступник и убийца!

Глаза людоеда от услышанного ещё больше налились кровью, бурая шерсть на загривке встала дыбом.

— Ты это мне, сопляк? Да я раздавлю тебя одним пальцем!

Людик был гораздо массивней и выше Кройса, даже конного. Он попробовал его схватить, но всадник ловко отскочил. Ребятам тоже пришлось с трудом уворачиваться от разъярённого людоеда.

— Значит, ты не хочешь по-хорошему?! Ну тогда я разделаюсь с тобой, как подобает рыцарю! Но сперва уравняем наши шансы.

С этими словами Кройс лихо соскочил с лошади:

— Вот теперь всё честно: пеший на пешего.

В руках у рыцаря остался лишь меч. Парень и девушка попятились к просеке из поломанных кустов и деревьев, проделанной в чаще людоедом, освобождая узкую тропку для смертельной схватки.

— Вот дурак этот Кройс — лишил себя преимущества, теперь эта обезьяна его просто растопчет! — прокомментировал Ваня. — Эх, кабы добраться до его лошади! Но тут не развернёшься.

— Слушай, а где наша шишка?

— Откуда я знаю?!

Противники тем временем сходились. Людик выхватил из-за пояса огромную дубину и, размахивая ею, надвигался на Кройса. Теперь он был уже почти в два раза больше и массивнее своего соперника. Его обезьяньи лапы были также значительно длинней, что давало ему ещё одно преимущество.

— Сейчас он превратит этого хвастливого рыцаря в лепёшку, — продолжил свой комментарий парень.

— Бедный рыцарь, я болею за него, — сочувственно сказала Надя.

— Нам будет плохо при любом исходе.

Людоед, зарычав, бросился на врага, но тот уклонился от чудовищного удара дубиной.

— Я Великий Рыцарь Кройс…

Гул рассекаемого огромной палицей воздуха прервал его слова. Но, вновь увернувшись, воин Вестии продолжил:

— …победитель рыцарей и драконов…

Уклонившись от очередного выпада, он контрударом задел лапищу Людика. Тот взревел от боли, хотя для него это было лишь царапиной.

— Ну что, нравится?!

Рассвирепевший людоед стал молотить своей дубиной во все стороны с ужасающей быстротой и силой. А рыцарю приходилось лишь защищаться, увёртываясь и пятясь назад. Здесь и сказалось преимущество в размерах конечностей. Лапы человекообразного монстра были намного длиннее, и Кройс не мог достать его, не подставляясь сам.

Воздух гудел от ударов, огромная дубина, словно тростинка, мелькала в грубых волосатых лапах, рыцарь чудом уходил от верной смерти. Но один из чудовищных ударов всё же слегка задел Кройса по шлему, тот слетел с головы и был тут же раздавлен огромной ногой людоеда. Рыцарь едва ушёл от нового удара кровожадно ревущего Людика, но при следующем выпаде дубина задела плечо человека. Удар пришёлся вскользь, но боль пронизала всю левую руку, и воин как подкошенный упал на землю.

Надя закрыла глаза. Людик размахнулся и нанёс удар чудовищной силы. Но в последний момент рыцарь откатился, и дубина лишь выбила на тропинке внушительную яму. Кройс, несмотря на рану, мгновенно вскочил на ноги, подхватил меч, сбросил затруднявший движения плащ и снова принял боевую стойку.

Людоед взвыл от досады и ярости и, дико вращая глазами, вновь надвинулся на нахального врага. На этот раз он низко пригнул голову и, словно бык на тореадора, понёсся, сыпля удары направо и налево, стремясь добить неуловимого рыцаря. В неистовой злобе он не видел перед собой ничего, кроме раздражавшей его фигурки, и в погоне за ней со всей скорости врезался лбом в огромный дуб. Он так и не успел ничего понять, потому что в то же мгновение ему в спину по самую рукоять вошёл острый меч Кройса.

Великий Рыцарь выдернул свой меч и вытер его об шерсть затихшего навеки людоеда. После чего устало смахнул пот со лба.

— Фу-у. Я побеждал рыцарей, драконов… но такого я ещё не видел.

Только тут он позволил себе заметить невольных зрителей своего триумфа. Наличие свидетелей, лицезревших славный подвиг, достойный Великого Рыцаря, во много раз улучшило его настроение. Несмотря на усталость и боль от раны в плече, в запале боя почти не ощущавшуюся, но теперь дававшуюй о себе знать, Кройс приосанился, гордо выпятил грудь и, полный сознания собственного величия, подошёл к ребятам, которые, заворожённые всем произошедшим, словно приросли к месту.