Вадим Проскурин - Братья-оборотни

— Да ты уже заебал мозги конопатить, — перебил его Робин. — Скажи просто и ясно: что за херня в воздухе болтается? От бога она или от дьявола или просто явление природы?

Мелвин упрекнул брата, что тот утратил спокойствие и изъясняется подобно презренному разбойнику. Робин рассмеялся и заявил, что он и есть разбойник, ибо ежели кто обитает в дремучем лесу или, скажем, на болоте, и не имеет никакого имущества, кроме оружия, и никаких планов, кроме как пустить его в дело, то данный индивидуум настолько сходен с идеалистическим представлением о разбойнике, что, согласно Платону…

Робин не довел свою мысль до конца, потому что Мелвин его перебил, покрыв непристойной бранью. Кажется, старший брат чуть-чуть обиделся.

Следует пояснить, что Робин Локлир был не настолько глуп, груб и неотесан, каким любил представать перед малознакомыми дворянами. Робин бегло читал на родном языке и на латыни, неплохо ориентировался в священном писании и во многих трудах античных философов. Но он не любил показывать людям свой ум и хорошие манеры, напротив, он любил выставлять себя глупым и злобным, он говорил, что от этого его прет. Обычные люди стремятся показывать себя лучше, чем они есть, но бывают и другие люди, стремящиеся к прямо противоположному. Одним их таких людей был Робин. Если бы он жил на тысячу лет позже и на другой планете, он бы называл себя панком, но Робин жил там, где жил, и не знал этого слова.

Так вот, панковская сущность младшего брата изрядно бесила Мелвина, и Робин вовсю этим пользовался. Его от этого перло.

— Короче, брат! — сказал Робин, когда устал препираться насчет того, как пристойно выражаться юному виконту, а как непристойно. — Эта летающая херовина — не то ли самое, что тебе господь обещал?

Мелвин злобно зыркнул на Робина, как всегда делал, когда тот начинал богохульствовать. Затем надолго задумался, обмозговывая вопрос. Обдумав, сказал:

— Хер его знает.

— Может, стрелой пульнуть? — предложил Робин.

— Не поможет, — покачал головой Мелвин. — У этих херовин шкура толстая, ни из лука, ни из арбалета не пробить. Говорят, из скорпиона пробить можно.

— Почему так думаешь? — заинтересовался Робин.

— Какой-то хер однажды пульнул, — объяснил Мелвин. — Но промахнулся.

Робин огляделся. Вот эту осинку можно пустить на рога, а лафет… Да в бога душу мать!

— Не богохульствуй, — строго сказал Мелвин. — Хочешь ругаться — ругайся, как нормальные люди: хуй, пизда и все прочее… А высшие силы всуе не поминай!

— Извини, — сказал Робин. — Просто я сначала подумал, что на этом острове можно построить скорпиона, а потом подумал, что пока кнехты будут его строить, эта летающая херня успеет сто раз улететь. Слушай, брат, а молитва ее берет?

— Вроде нет, — ответил Мелвин. — Хотя попробовать не помешает.

— Я тоже попробую, — сказал Робин.

Они преклонили колени и стали молиться. Через какое-то время неведомая херня щелкнула и заговорила человеческим голосом, а вернее, двумя разными голосами, как бы беседующими между собой.

— Ты не прав, Алик, — сказал первый голос. — Аборигены молятся не нам, но своему монотеистическому богу, а то, что они кланяются в нашу сторону — это случайное совпадение.

— Ты слишком прямолинеен, Максим, — возразил ему второй голос. — Шуток не понимаешь, мечтать не любишь, имитатор испытать не позволяешь.

— Я не позволю испытывать имитатор без санкции товарища Горбовского, — решительно заявил первый голос. — Особенно тебе.

— Почему особенно мне? — печально поинтересовался первый голос.

— Потому что ты малек, — ответил второй.

— Это кто там трындит? — спросил Робин. — Ангелы?

Мелвин непонимающе уставился на брата. Робин решил пояснить свою мысль:

— Ну, тот мудак, который узурпатор, когда еще не узурпировал, как-то пиздел на одном пиру про одного ангела, которого зовут Максим Посессор или как-то похоже…

— Это кто малек?! — воскликнул первый голос. — Слышишь, о чем эти феодалы толкуют? Они тебя рассекретили! Ты у них в легенды вошел! А все малек, малек… Пойду, отправлю телеграмму товарищу Горбовскому…

— Погоди, — прервал его второй голос, звучавший теперь гораздо менее уверенно. — Горбовский — он же тогда… того…

— Я могу забыть, что услышал, — сказал первый голос. — После успешного испытания я буду горд и счастлив, в таком состоянии немудрено забыть какую-нибудь мелочь…

— Это не мелочь! — возмутился второй голос.

— Тогда пойду телеграмму отправлять, — сказал первый голос.