Юлия Зонис - Монтрезор

Подхожу я к стакану, перчатки по пути на руки натягиваю. Перчатками меня доитель снабдил, потому как без них с ядом – никак. Ну на левую руку я перчатку натянул, а на правую не успел, оттого что стакан вдруг заговорил человеческим голосом.

– Привет, – говорит, – мужик. Выпей меня.

Э-э, думаю, не такой я дурак, чтобы яд глотать.

А он будто мысли мои читает.

– Болван, – говорит, – это не рубин во мне лежит, а аметист. А он яд обезвреживает, даже дети малые это знают.

– А еще во мне, – говорит, и внаглую так подмигивает, – вся сила жидерецова. Выпьешь, станешь крутым.

– Пошел, – говорю, – к черту.

Совсем у меня уже, думаю, крыша набок едет. В хозяйской спальне с посудой беседую.

– Ну и дурак, – говорит стакан. – Дубина. У тебя в груди сейчас что? Правильно, обычный булыжник. А ты меня выпей и аметист себе в грудь вложи. Хозяин так каждое утро делает. Станешь могучим колдуном, да еще и королем впридачу. А нет, так и останешься принцем недоделанным. Девчонка.

И опять мне аметистом своим поганым соблазнительно подмигивает. Что тут со мной, ребята, сделалось, не пойму. Наверное, от испарений ядовитых ум помутился. Короче, схватил я стакан и в глотку себе опрокинул. Такой боли в жизни не испытывал, ей-ей – горло будто огнем обожгло. Хочу заорать, а хриплю только. На мое счастье, тут хозяин проснулся и мечом мне по башке зазвездил. Ну, я и отключился.

Очухался я во дворе, оттого, что лицо мне обдувал вонючий ветерок с замкового рва. Было мне как-то неудобно, да оно и неудивительно – потому как привязан я был к столбу. А под ногами у меня хворосту навалено – телеги две, не меньше. На другом конце двора собрались все наши – и из отряда моего, и из охраны, и по хозяйственной части. Перед ними стоял сам Жидерец со своей чертовой книжкой в руке.

– Так-так, – говорит хозяин, – очухался, значит. Крепкий ты, Эмо. Другого бы от яда давно сколбасило. А ты ничего, переварил. Молодец. Тем приятней мне. Если бы ты от яда скопытился, как бы я тебя поджарить мог, а?

И заржал, гад. И охрана его подхватила. А мои солдатики молодцы, молчат. Любят, значит, командира до последнего. Хорошо я их, значит, воспитал.

Ну, тут Жидерец список моих преступлений зачитывать начал, но это мне было неинтересно. А интересно мне было, где ж моя Фроловна? Неужто не вышла проводить бойца в последний путь? Искал я ее взглядом в толпе, искал, да так и не нашел. И стало мне жуть до чего грустно и обидно. А тут уже и Жидерец закругляться начал.

– Сейчас, – говорит, – я продемонстрирую вам свою исключительную волшебную силу и вселю попутно в ваши сердца священный ужас. Я мог бы поджечь костер обычным факелом, но нет – он возгорится от моей магии. Гордитесь, бестолочи, что такой великий колдун, как я, снизошел до банальной демонстрации.

И книжку свою раскрывает, пальчикам по строкам водит и чего-то из нее такое читает. Только ничего не возгорается. Вместо этого над замком собираются здоровенные тучи, и гром как загрохочет, и как польет!

– Тьфу, – говорит Жидерец, и воду со своих косм отряхивает. – Это не то заклинание. Кто-то мне тут все страницы перепутал. Ну ничего, сейчас…

Только что «сейчас», никто так и не узнал. Потому что вдруг из замка донесся ужасающий звон. Просто непереносимый. Кошмарный. Кое-кто в толпе даже застонал, на колени упал и за голову схватился. Я бы тоже схватился, только у меня руки к столбу были привязаны. Звенело и гудело так, будто небо над замком лопнуло и оттуда грянулся сам Небесный Баран со своим колокольчиком, а заодно и все его стадо. Стены задрожали, заходили ходуном стены, и как обрушились! Только пыль столбом. По науке это называется резонансом. А у нас, в стройбате, по-простому – навоз вместо цемента.

Ну, народ, как слегка очухался, разбегаться начал, конечно. А хозяин ничего, быстро в себя пришел. Лицом только позеленел и перекосился весь.

– Ах так! – кричит.

Вскакивает и с мечом наперевес на меня несется, как бешеный бык. Ну, думаю, пропал я весь. Однако чую – кто-то мои путы дергает. Оглянулся, а там птиц поналетело! И все эти птахи стараются, веревки клювиками долбят и узлы распутывают. В два счета меня освободили. А четыре особо жирные галки подлетают и меч мне в руки роняют. Кривой, конечно, меч. Нашего кузнеца изделие. Но ничего, тут уж не до жиру, и кривым мечом повоевать можно.

Только я все равно собрался помирать. Потому что помнил, как Жидерец меня тогда, десять лет назад, острием к горлу – и к стеночке. Однако солдат не сдается без боя. И парировал я его яростный удар. А потом еще. И еще раз. А потом Жидерец все же побеждать стал. Артеросклерозные бляшки – бляшками, но триста лет практики не похеришь. Хак, бум, хрясь – и мечок мой в сторону летит, и железо холодит мне горло. Все, думаю, прощай, Лизавета Фроловна, и плюшки, и кофий твой прощай. Зажмуриваюсь покрепче, чтобы не так страшно помирать было… Однако че-то разить меня супостат не спешит. Открываю осторожно глаза. Застыл, каналья! Как есть застыл. Рожа зверская недвижна. Приступ у него, короче. Ну, я не стал ждать, пока он отомрет, кривулю свою подобрал и в грудь ему по самую рукоятку всадил. Звякнуло что-то. И рассыпался Жидерец. То есть буквально. По камешку. Как его проклятый замок. Только осколки аметистовые во все стороны брызнули.