Джордж Аксельрод - Каждые семь лет

БРУБЕЙКЕР. У вас хороший вкус. Так что? Вы, значит, поставили этот стул, на него положили книгу, раскрыли ее на странице, которая вам особенно понравилась…

РИЧАРД (стонет, как от зубной боли) . Доктор, да не было этого ничего…

БРУБЕЙКЕР. Ну, раз не было, значит, и не надо принимать это близко к сердцу. Это самый лучший совет, который я могу дать вам.

РИЧАРД. Доктор, я женат. Что будет, если эта девица (потрясает книгой) расскажет кому-нибудь о том, что здесь было?

БРУБЕЙКЕР. Знаете, Ричард, на нее это не похоже. Кстати, как давно вы женаты?

РИЧАРД. Семь лет.

БРУБЕЙКЕР. Семь, четырнадцать, двадцать один… Вы меня не удивили. Дело в том, что каждые семь лет семейной жизни психика мужчин дает сбой. Их вдруг тянет на свободу, им хочется новых впечатлений, им нравятся другие запахи. Я понятно говорю?

РИЧАРД. Очень даже.

БРУБЕЙКЕР. А со временем все входит в норму. Так что, вы не исключение, Дик, вы правило. А сейчас мне надо идти. Я и так уже выбился из графика. (Уже в прихожей.) В общем, с моей обложкой решайте сами. Может, вы и правы — насчет массового читателя. (Уходит.)

РИЧАРД. Проводив доктора, я вновь остался наедине со своими грустными мыслями. Поймет ли Хелен правило Брубейкера?

Свет меняется. И на сцене появляются Хелен, Девушка, мисс Моррис, Джессика, Француженка-как-там-ее-звали и еще какая-то Дама в пеньюаре. Они пьют чай, картинно поднимая чашки ко рту, и разговаривают о Ричарде.

ДЕВУШКА. Поверьте, миссис Шерман, это было ужасно. Он приставал с ухаживаниями, пытался меня обнять. Он играл тут на пианино и вдруг буквально набросился на меня и стал срывать одежду…

ДЖЕССИКА. Дорогая, я не хотела тебе этого говорить, но тогда, в твой день рождения, вон там на балконе он пытался соблазнить меня — причем, весьма откровенно…

Женщины дружно кивают головами, выказывая свое осуждение.

МИСС МОРРИС. Это ужасно, миссис Шерман, но у меня прямо сердце сжимается в комок, когда мне надо зайти к нему в кабинет по каким-нибудь делам. Он так смотрит на меня, что я чувствую себя раздетой.

Все делают по глотку чая.

ДЖЕССИКА. Я говорю ему: Ричард, дорогой, если уж тебе приспичило, не делай этого хотя бы на глазах у жены. Но его разве остановишь! Хоть кричи!

ДЕВУШКА. Он, конечно, был пьян… Я принесла бутылку шампанского. Так вот, он ее всю в одиночку и выдул.

ЖЕНЩИНА В ПЕНЬЮАРЕ. А мне каково! В своей квартире я не чувствую себя в безопасности. Каждый раз, когда я готовлюсь идти в постель, он пристраивается за занавеской и смотрит, как я раздеваюсь. Прямо страсть какая-то — подглядывать.

ФРАНЦУЖЕНКА (с акцентом) . Ах, мадам! Ваш муж — не человек. Это зверь в человеческом обличье. Он сорвал с меня шорты, потом рубашку, потом все остальное и заставил купаться в море голышом.

РИЧАРД. Да не было на тебе ничего остального! ( Не может больше этого перенести.) Хелен, подожди. Они тут тебе наговорят!

Хелен встает, внимательно смотрит на мужа, потом уходит. Вслед за ней исчезают и другие женщины, обливая Ричарда презрением.

РИЧАРД (один) . Чтобы как-то погасить нервную дрожь, я закурил. Надо было срочно спасать положение. Может, переговорить с этой девицей, купить ей цветов. Сказать, что был пьян. Да, надо ей позвонить. Я схватил телефонный справочник, чтобы узнать номер соседки. (Листает страницы.) И вдруг я отчетливо осознал, что вру сам себе. Нет, я не хотел ее прощения. Все было хуже: я просто хотел ее видеть. Мысли летели в моем мозгу, как тучи в ветреную погоду. Я тонул. Это наваждение надо было остановить. Кто мог спасти меня, протянуть руку помощи? (Откладывает справочник.) Только жена. Диск чуть не отвалился, когда я набирал номер Хелен. (В трубку.) Алле, Хелен? Ну, как вы там? Ах, это не Хелен. А кто? Я хочу говорить с миссис Шерман. Я правильно попал? Это из Нью-Йорка, ее муж. А вы кто? Ах, вы сидите с нашим Рики. Он спит? Что значит, будет поздно? Ах, на вечеринке у соседей. Это далеко? Вы их знаете? Ах, у мистера Маккензи. Нет, я не буду туда звонить, спасибо. Когда она вернется, передайте, что у меня все в порядке, Я позвоню ей завтра. До свидания. (Кладет трубку.) Человек — эгоист. Я звонил Хелен в надежде, что мне станет легче. Вместо этого на мои плечи упал еще один груз. Теперь мои мысли полетели в другую сторону. Что она делает у Тома Маккензи? Писатель фигов! Читал я его романы. Брубейкер по сравнению с Маккензи просто Достоевский. Зато самомнения у этого наглеца — хоть отбавляй. И Хелен хороша. Не успела вещи из чемоданов достать, как уже на вечеринку отправилась. Ну да, Маккензи расскажет, над чем он работает. Выпьют по коктейлю. Значит, я тут в Нью-Йорке вкалываю, а она развлекается! (Плюхается в кресло со страдальческим видом на лице.)