Мика Мюллюахо - Паника. Мужчины на грани нервного срыва

Макс. Потерпи еще.

Пауза. Звук самолета. Атмосфера делается более сонной, полупьяной. Диалог замедляется.

Джонни. Что за истерика, Лео?

Макс. Это комплекс неполноценности.

Лео. Ты думаешь, проблема только в том, что я сам себе не нравлюсь?

Макс. Именно, и знаешь, кто тебя этому научил? Твоя мама. Мама, разумеется!

Лео. При чем тут моя мама?

Макс. В психоанализе всегда виновата мама. Без мамы нет психоанализа. Твоя мама зачала тебя напрасно.

Лео. Не смей говорить так о моей матери!

Макс. Матерей надо убивать. Нам нужно убивать наших матерей.

Джонни. Это отцов надо убивать.

Макс. Не надо, они были всегда на работе. Мы на самом деле их не знаем.

Лео. У меня очень хорошая мама!

Макс. Твоя мать была дурой! (Смеется.)

Лео. Как ты смеешь ругать мою маму! Подонок! У тебя нет на это никакого права! (Пауза!) Это твоя мать была шлюхой, давала всем!

Джонни. Фу, как некрасиво.

Лео. Ну не знаю. А он красиво поступает?

Макс. Молодец-молодец, усугубляй свою ненависть. Сейчас тебе станет легче!

Лео. Чего-то мне уже не хочется. (садится на диван)

Макс. Не сдавайся.

Джонни. Вот ты сам и говори. Представь, что ты только встретил Хейди.

Макс. Вы что, оба сдурели?

Джонни. Говори, говори. Что бы ты хотел сказать ей по-настоящему, по-мужски? Тогда, год назад, когда она тебя бросила? Мне кажется, ты до сих пор по ней тоскуешь. Все-таки десять лет вместе! Скучаешь, да?

Макс. Прекрати!

Джонни. Нет, говори! Что бы ты хотел прокричать ей вслед? Представь себе, что она только что ушла, хлопнула дверью. Говори!

Макс. (чуть не плачет) Не надо так, замолчи… А что бы ты хотел сказать своим сотням, нет, тысячам женщин?

Джонни. Погоди, речь сейчас о тебе.

Макс. А сейчас — о тебе! (Берет несколько бутылок со стола в охапку.) Вот представь, что перед тобой все твои бывшие женщины. Что бы ты хотел им сказать? Как на духу. «Я бы хотел вас всех трахнуть. Это вас не сильно расстраивает?»

Джонни. Не надо, Макс… Хотя, ладно, пожалуй, я скажу.

Лео. (подымается с дивана) О! Я хочу это видеть.

Джонни. (берет одну бутылку в руки) Ты, Дженни, всегда мне нравилась. Ты какая-то особенная, касаешься меня так нежно, так мягко… С тобою у меня все получалось, Дженни. А ты (берет вторую бутылку) , Жасмин… С тобой сладко целоваться. Ты — жадная и сочная, от тебя трудно оторвать губы. А ты, Карина, какая-то воздушная… ласкать тебя одно удовольствие, словно гладишь пушистую кошачью шерстку… Вы все такие милые… Вы — мои, я люблю вас всех.

Лео. Психоанализ, психоанализ… Да этот твой психоговнализ — фигня собачья!

Макс. Ты, Лео, мертвец. И уже давным давно.

Джонни. Перестань?

Макс. Ты не живешь нормальной жизнью.

Лео. Я не понимаю тебя.

Макс. А ты постарайся. А кто захочет с мертвецом жить в одном доме?

Джонни. Замолчи.

Макс. Увы, это правда, Лео. Ты ничего не смог из себя выжать. У тебя в душе пробка. Ты заморожен. Никаких чувств, никакого конфликта с самим собой. Ничего. Даже, если тебя десять лет мучать психоанализом, все равно бы ничего не вышло! Ты потерянный человек. Мертвец.

Джонни. Ты не имеешь права так говорить про Лео. Ты же видел, как глубоко он копнул. Но и я тоже зашел далеко.

Макс. Вы только-только голову из двери высунули. А вам нужно было прыгнуть в бездну. В этом идея.

Джонни. Нельзя так говорить, Макс. Это фашизм. Ты злоупотребляешь своей властью над людьми.

Макс. И ты — мертвец. И точка!

Джонни. Сам ты мертвец!

Пауза. Атмосфера накаляется.

Джонни. А ты вообще себя самого в своей квартире насильно запер!

Макс. Да что ты говоришь? И где же решетки, замки? Что-то я не вижу.

Джонни. Да ты уже три месяца из своей квартиры не выползал.

Лео. Что? Это правда?

Джонни. Святая правда. Он боится выходить. Год назад он впал в глубокую депрессию, после чего появились странные симптомы. Как-то раз он ехал в метро, и произошел сбой электричества. Вагон остановился в туннеле, и все огни погасли. У Макса тогда случился сильнейший приступ паники. Он орал на весь вагон и потом упал в обморок. Охранники звонили мне на работу, просили, чтобы я забрал брата домой. Самостоятельно ему это было сделать уже трудно.