Ноэл Кауард: Настоящая комедия [=Цветок смеющийся]

Лиз. Слушай, давай перестанем вспоминать прошлое и поговорим о настоящем.

Гарри. Если на то пошло, это самое отвратительное утро во всей моей жизни.

Лиз. Действительно, я помню, что бывали и получше.

Гарри. Когда мы еще жили вместе?

Лиз. Да. Милая крошка, как мне хорошо с тобой… вот я о чем.

Гарри. В каком смысле?

Лиз. Именно в этом. На нынешнем этапе твоей жизни тебя необходимо сдерживать. Ты более не жизнерадостный, безответственный подросток. Ты — известный человек, входящий, пусть и с неохотой, в средний возраст.

Гарри. Да простит тебя Бог.

Лиз. Не трогай Его, лучше послушай. Мы все знаем о твоем неотразимом обаянии. Мы уже двадцать лет наблюдаем, как ты раз за разом пускаешь его в ход.

Гарри. В августе будет одиннадцатая годовщина нашей первой встречи. На тебе была такая нелепая шляпка.

Лиз. Пожалуйста, будь серьезнее. Твое поведение отражается на всех нас. Моррисе, Генри, Монике и мне. Ты отвечаешь за нас, а мы отвечаем за тебя. Ты никогда не упускаешь возможности прочитать нам нотацию или погрозить пальчиком, если тебе не по нраву какие-то наши поступки.

Гарри. Я прав в этом или нет? Ответь мне!

Лиз. Ты прекрасно решаешь проблемы других людей, а вот когда дело касается твоих собственных, получается уже не очень.

Гарри. Не ожидал я от тебя такой черной неблагодарности!

Лиз. Я думаю, тебе пришла пора очень пристально взглянуть на себя и решить, так ли необходимы тебе все эти пиратские набеги. Лично я уверена, что необходимости в них нет никакой. Подумай, как это будет забавно, минуту-другую не притягивать к себе женщин. Из селезня стать серой уточкой. Для тебя это будет чудесное превращение.

Гарри. Дорогая Лиз, ты действительно очень милая.

Лиз(резко). Дорогой, похоже, я с тем же успехом могла говорить на китайском.

Гарри. Не сердись, Лиз. Я понял, что ты хотела сказать, честное слово, понял.

Лиз. Для меня это приятная неожиданность. Твое недавняя агрессивность говорила об обратном.

Гарри(умасливая Лиз). Но я же имею право на перемену настроения.

Лиз. Опять играешь.

Гарри. Ты наговорила мне много неприятного, даже жестокого. Я расстроился.

Лиз(отворачиваясь). Если бы только ты.

Гарри. А если говорить серьезно, не кажется ли тебе, что ты слишком уж сильно насела на меня? Признаю, иной раз я позволяю себе некоторые вольности, но, по большому счету, они никому не приносят вреда.

Лиз. Ты вредишь себе и тем немногим, очень немногим, кому ты действительно дорог.

Гарри. Полагаю, ты обговорила все это с Моникой, Моррисом и Генри?

Лиз. Еще нет, но обязательно обговорю, если не увижу изменений к лучшему.

Гарри. Значит, шантаж?

Лиз. Тебе же очень не нравится, когда мы выступаем единым фронтом.

Гарри(с раздражением, прохаживаясь по комнате) . Что меня больше всего поражает в этой жизни, так это человеческая наглость! Она фантастическая! Да вы посмотрите на себя! Сплетничаете по углам, шепчетесь, прикрывшись веерами, указываете мне, что делать, а чего — нет. Это же не укладывается ни в какие рамки. Что происходит, если я хоть на минуту ослабляю узду, в которой держу вас? Катастрофа! Вспомни мои трехмесячные гастроли в Нью-Йорке. Генри тут же заболевает воспалением легких, едет долечиваться в Биарриц, встречает там Джоанну и женится на ней! Я уезжаю на месяц в отпуск в Сан-Тропе и что узнаю по возвращении? Ты и Моррис на пару купили наискучнейшую венгерскую пьесу, когда-либо написанную в этой стране, и начали репетиции, пригласив на главную роль Фебу Лукас. В роли куртизанки Феба Лукас по сексуальной привлекательности сравнима с треской! И как долго шла эта пьеса? Неделю. Лишь потому, что пресса сочла ее похотливой.

Лиз. Тебе не кажется, что мы сейчас говорим о другом?

Гарри. Конечно же, нет. Двадцать лет тому назад Генри вложил все деньги в «Заблудившегося кавалера». И кто играл в этом спектакле, который шел не только по вечерам, но и днем? Я! А кто начал его продюсерскую карьеру в той пьесе? Моррис!

Лиз. Мне бы хотелось, чтобы ты перестал задавать вопросы, на которые сам же и отвечаешь. У меня начинает кружиться голова.

Гарри. Где бы они были без меня? Где была бы Моника, если бы я не вырвал ее из рук злобной старухи-тетки и не дал ей работу?