Алексей Петров: Образ жизни

Мокин (заносчиво). Трихрелен аммония!

Дерябин (озадаченно). Вона как!

Мокин (с вызовом). А вот так! Пэ–аш пять и пять… в одном флаконе с триклозаном… У нас всё как надо!

Хладобойников (растерянно). Значит, не фурычит ни хрена этот твой трихрен… трилен…

Мокин. Только что новую бочку открыли. Раствор совсем свежий!

Хладобойников (совсем растерявшись). А что же старая бочка?

Мокин (машет рукой). Там уже на донышке…

Пауза.

Хладобойников. Думай, доктор, думай. Сам ведь видишь: клиент — наш.

Мокин. Ну, не знаю… (Вдруг Шмутцу.) Послушайте, а вы, случайно, ничем таким не болеете? Никакие таблетки не принимаете?

Шмутц (высокомерно). А что такое?

Мокин. Видите ли, это иногда случается: проба Рапопорта бывает отрицательной при абсолютном опьянении, если выпить некоторые таблетки… (Замечает грозный взгляд Боброва.) Вернее, наоборот, даёт положительный результат, если, например, человек лечится от шизофрении, маниакального психоза, мании величия…

Дерябин (невпопад). Куда?

Шмутц (уверенно). В общем, так, записывайте: я совсем недавно принимал… это… алупент, обзидан, ну и буру в глицерине, конечно.

Мокин (удивлённо). Буру? Внутрь? Это ведь тетраборат натрия!..

Шмутц. Зачем внутрь? Снаружи мажу. Ну, когда… того… (подмигивает присутствующим) вошки заведутся, где не след.

Мокин (неуверенно). Ну, это на пробу Рапопорта не влияет…

Шмутц. А ещё постинор пью регулярно. А нон–овлон мы с женой на пару потребляем.

Мокин. И как же вы… гм… это потребляете?

Шмутц. День — она, день — я. По таблеточке… Но нечасто, а только когда в аптеках кончаются амбасекс и грамицидиновая паста.

Хладобойников (удивлённо). Погодите. А чем вы таким болеете, что приходится всё это принимать?

Шмутц (икает). Ночное недержание трихомонад на фоне хронического эндометрита гонад. (Подумав немного.) С вовлечением в процесс всех четырёх бартолиниевых желёз!

Дерябин. Не может быть!

Шмутц. Может! Меня даже резать хотели, да я не дался. Куда, говорю, мать вашу, мне на операцию, у меня и так резкое сужение семенного канатика… семенного хода…

Дерябин. Так что же ты раньше не сказал, что это всё (крутит пальцем у виска) у тебя от таблеток? Зря ты, браток, их принимаешь. Я с этими, понимаешь, железами с восемьдесят седьмого года мучаюсь, но чтоб лекарства какие — ни–ни.

Шмутц (горячится). У меня случай особый. У меня от этого нон–овлона прямо делирий какой–то, честное слово!

Дерябин (озадаченно, невпопад). Куда?

Шмутц. Делирий, говорю. Тременс! Моментум моря!

Хладобойников (недоверчиво, Мокину). Может быть такое?

Мокин (важно). Факт — на лице!

Хладобойников отводит Дерябина в сторону.

Хладобойников (Дерябину). Что будем делать, Дерябин? Надо же как–то это оформить…

Дерябин. Давай, Петя, на всякий случай протокол замастырим — о том, что, дескать, состояние водителя опасения для дорожного движения не внушает, хотя и близко к трихомонадному делирию… ну, что–нибудь вроде этого. Придумай сам, ты школу кончил.

Хладобойников. А зачем нам протокол, а, Федя?

Дерябин. И то верно… Ну его, протокол этот. Будем писать целый час, а что писать? зачем писать? — непонятно…

Возвращаются к Шмутцу и Боброву.

Хладобойников (обоим). Должен перед вами извиниться. Ошибочка вышла… Можете быть свободными, товарищи. Счастливого пути.

Бобров (ухмыляясь). Спасибо, командир.

Хладобойников. Да поосторожнее там, на дороге… (Боброву.) Вы уж лучше его на своей до дома довезите, раз он такой больной.

Бобров. Непременно! Друга в беде не брошу. (Уводит ухмыляющегося Шмутца за кулисы.)

Слышно, как отъезжает автомобиль.

Занавес закрывается.

Хладобойников и Дерябин выходят на авансцену.

Дерябин. Жарко… Пивка бы сейчас холодненького…

Хладобойников (промокая лоб платком). Слышь, Дерябин, а чего это он нон–овлон пьёт, а?

Дерябин. Хрен его знает, товарищ лейтенант.

Хладобойников. Это ж, кажется, бабское лекарство, пилюли от залёта или что–то вроде того. (Вдруг, вспомнив о чём–то, начинает рыться в карманах.) Где же?.. Неужели дома забыл?.. Ага, вот он!

Дерябин. Что там?

Хладобойников. Рецепт. Жена утром дала, сказала, что нужно срочно купить, потому что дни уже поджимают. А если не найду, так с дежурства могу не возвращаться, потому что дома всё равно уже делать нечего… Я‑то сперва позабыл, а теперь вот вспомнил. Нон–овлон… Слышь, Дерябин, а чего это он противозачаточные пилюли глотает, а? Боюсь, Федя, лопухнулись мы с тобой…