Автор Неизвестен: Великий плут смеётся: Анекдоты о ходже Насреддине

Зажарил однажды ходжа гуся и понес государю. Дорогою, проголодавшись, он в укромном месте спустил в брюхо одну гусиную лапку. Представ перед падишахом, он поднес ему, соблюдая церемонии, подарок. Тимуру бросилось в глаза, что гусь без одной ноги, и он спросил об этом у ходжи. «У нас в Акшехире все гуси одноногие, — заметил ходжа. — А если не веришь, взгляни на гусей, что у источника». Действительно, в то время гуси, гревшиеся на солнце у источника, стояли на одной ноге и, опустив голову, дремали.

Выглянув из окна, падишах долго смотрел на этих гусей.

В это время случайно заиграли зорю. Музыканты разом ударили в барабан колотушками, от гула труб застонало небо, и гуси, став на обе ноги, начали боязливо кидаться из стороны в сторону, чтобы только куда-нибудь убежать. Тимур подозвал ходжу к окну и сказал: «Ходжа, ты говоришь неправду; посмотри: у гусей — по две ноги». — «Ну, если бы ты отведал этих палок, — заметил ходжа, — ты пополз бы на четвереньках».

Пришли однажды к хакиму два человека. Истец и говорит: «Эфенди! Этот человек шел, взвалив на спину дрова». Нога у него запнулась, он упал. Дрова свалились, и он попросил меня взвалить ему вязанку дров на спину. Я спросил у него, что он даст мне за это. «Ничего», — сказал он. «Ладно», — подумал я и согласился. Взвалил ему дрова и потребовал обещанное им «ничто», а он мне не дал. Вот я и требую теперь от него это «ничто». Удовлетворите меня в моих правах.

Их хаким переправил к «теневому судье», искусство которого в разрешении подобных тяжб было уже испытано. Ходжа, согласно положению, внимательно выслушал все, как было, и сказал: «Ну, конечно, ты прав: безусловно он должен исполнить свое обещание — уплатить свой долг, — и, указывая на коврик, на котором сидел, продолжал. — Подойди, сюда, дружок! подними этот ковер, на котором я сижу. Что там?» — «Ничего», — отвечал истец. «Возьми его и уходи. Ну-ну, не задерживайся, бери, что тебе принадлежит, и проваливай!»

У ходжи спросили: «Как сделаться настоящим человеком?» — «Когда знающие говорят, — наставлял ходжа, — нужно внимательно слушать, а если кто-нибудь тебя слушает, собственные уши твои должны слышать те слова, которые ты говоришь».

Лежа на смертном одре, ходжа сказал своей жене: «Ну-ка, женушка! Надень самые пышные платья, приведи в порядок волосы и заулыбайся. Постарайся приукраситься, как только можно, и приходи ко мне». А жена и говорит: «Как могу я бросить тебя в тяжелое время? Где уж мне думать о нарядах? Я ни за что не стану этого делать. Да и для чего? Неужели ты считаешь меня такой бессовестной, неблагодарной?» — «Нет, дорогая жена, — возразил ходжа, — напрасно приходят тебе в голову такие мысли. Цель у меня совсем другая: я вижу, что подошел мой смертный час. Азраил все время вертится около меня. Если он увидит тебя в нарядном платье, похожую на ангела, раскачивающуюся, как павлин, быть может, он возьмет тебя, а меня оставит в покое».

Жена от изумления смотрела на ходжу. А одна из женщин, бывших при этом, воскликнула: «Дай бог, чтобы так не было! Но видно, когда придет твой конец, ты и тогда не изменишь своему характеру».

Юмор и острословие были свойственны литературам Востока с древнейших времен.

Литературные произведения, написанные в первых веках н. э. на среднеиранских языках, содержали в себе иронию и отзвуки народного юмора.

Так, в одном из пехлевийских произведений приведен словесный поединок пальмы и козы. Пальма — козе: «Палку из меня делают, которой твою шею „целуют“, кол из меня делают, на который тебя вниз головой вешают». Коза — пальме: «Таковы мои золотые слова, что я слагаю перед тобою, подобно тому как мечут бисер перед свиньей или боровом или же играют на лютне перед бешеным верблюдом».

Ирония, юмор и сатира процветали на Востоке от века к веку в произведениях Рудаки и Фирдоуси, Ибн Сины (Авиценны) и Омара Хайяма, Саади и Хафиза, Навои и Джами. Несомненно, что в классической восточной поэзии и прозе своеобразно проявлялись фольклорные мотивы. Образ смелого и находчивого остряка, смехом побеждающего противника, встречается в сказках всех народов Востока.

Характерно, что в наиболее тяжелые и переломные моменты в жизни народов смех становился настоящим оружием. Так было во времена арабского завоевания и антихалифатских движений в VII–IX вв., во время монгольского нашествия и антимонгольских восстаний XIII–XIV вв., в Средней Азии в период завоеваний Шейбанидов и народных восстаний XVI–XVIII вв.