Нина Ильина: Еврейская мудрость всех времен

Снова ангел летал над миром и очень долго искал. Наконец он увидел разбойника, который подкрался к дому своего врага, чтобы убить его, и заглянул в окно, где женщина и ее ребенок молились перед сном. Увидев их, разбойник вспомнил, как его мать в детстве так же молилась вместе с ним. Его сердце смягчилось, он устыдился своего намерения и заплакал.

Взял ангел одну слезу разбойника, принес Богу и спросил:

– Может быть, раскаяние – самая большая ценность в мире?

И тогда Бог улыбнулся ангелу и сказал:

– Воистину так.

Старый Нахум иш-Гамзо доживал последние дни в своей ветхой лачуге – полностью слепой, парализованный, весь в струпьях. Его ученики заметили, что вот-вот рухнут стены его лачуги, и вынесли из нее кровать с умирающим учителем. Тут же лачуга рассыпалась.

Ученики спросили:

– Учитель! За что такие муки посланы тебе, праведнику?

– Дети мои, – ответил Нахум, – я сам просил себе эти муки у Всевышнего.

Однажды я ехал на осле в гости и вез в тюках еду и напитки, фрукты и сласти в подарок. В пути встретился мне изможденный нищий, который попросил поесть.

– Погоди, – ответил я, – сначала надо развьючить осла.

Но пока я не торопясь развязывал тюк, нищий упал и умер. И тогда я сказал:

– Да ослепнут глаза мои, которые не сжалились над твоими! Да отпадут руки мои, не пожалевшие твоих! Да отпадут и ноги мои, не пожалевшие твоих! Да покроется мое тело язвами!

– Горе нам, что мы видим тебя таким! – сказали ученики.

– Горе было бы мне, если б вы меня не увидели таким, – ответил им Нахум.

Гиллель (ок. 70 до н. э. – 10 н. э.) был рожден в очень бедной семье, но всегда стремился к знаниям. Поэтому он оставил родной Вавилон и пошел на учение в Иудее. Гиллелю приписывают создание классического иудаизма, основанного на библейских догматах и нравственных заповедях.

Из Вавилона Гиллель вышел в возрасте сорока лет, сорок лет слушал учение мудрецов и сорок лет был пастырем добрым своего века. Рассказывают про Гиллеля, что ни одной науки и ни одного наречия он не оставлял без изучения. Изучал он также голоса гор, равнин и долин, шелест деревьев и трав, язык зверей и животных, голоса демонов, притчи, басни и сказки народные.

Вот что рассказывают про Гиллеля. Одному очень достойному, но обедневшему человеку он помогал тем, что нанимал для него верховую лошадь и провожатого. И как-то раз, не сумев подобрать хорошего провожатого, целых три мили сопровождал этого человека сам, заменяя ему слугу.

Если человек не становится больше, он становится меньше.

Не осуждай никого, пока не встанешь на его место.

Стократное повторение урока не может сравниться с повторением его сто и один раз.

Если я не сам за себя, то кто за меня? Но если я только за себя, то зачем я? И если не теперь, то когда же?

Однажды к Шаммаю пришел некий иноверец и сказал:

– Я обращусь в твою веру, если ты изложишь мне всю Тору, пока я продержусь стоя на одной ноге.

Шаммай рассердился и прогнал иноверца. Тогда тот пришел к Гиллелю. И Гиллель обратил его, сказав:

– «Не делай ближнему ничего из того, что ты не желаешь для себя». В этих словах – вся суть Торы, все остальное – толкование. Иди и учись.

Когда Гиллель уходил из Школы, ученики, что шли с ним, каждый раз спрашивали его:

– Учитель, куда ты идешь?

– Совершать богоугодное дело, – отвечал Гиллель.

– Какое?

– Мыться.

– Разве это богоугодное дело?

– Безусловно. Даже статуи царей в театрах и цирках моются: их чистит специально нанятый человек, который кроме платы получает за эту работу почет. Тем более должен блюсти свою чистоту человек, созданный по образу и подобию Божию.

Был такой случай. Двое заспорили о том, можно ли рассердить Гиллеля.

– Уж я-то выведу знаменитого учителя из терпения! – говорил один.

Побились об заклад в четыреста зуз. Было это в канун субботы, Гиллель собирался мыться. Подошел тот, кто собирался рассердить его, к двери дома Гиллеля и закричал:

– Кто здесь Гиллель? Кто здесь Гиллель?

Оделся Гиллель, вышел и спросил пришедшего:

– Что тебе угодно, сын мой?

– Хочу спросить тебя.

– Спрашивай, дитя мое, спрашивай.

– Отчего у вавилонян головы неправильной формы?

– Сын мой, – сказал Гиллель, – важный вопрос задал ты мне, и я отвечу: оттого, что у вавилонян нет хороших повивальных бабок.