Владимир Ладченко - Светлые аллеи (сборник)

В общем как я не дружил со спортом, спорт со мной дружить категорически отказывался. Но сдаваться не в моих правилах. Сейчас я занимаюсь спортивной охотой и спортивным браконьерством. Правда, что здесь спортивного, я ещё не выяснил. Но сам процесс мне нравится. Особенно привалы с приёмом допинга. На охоте тоже соревнуешься, только со зверями, а также с грубыми животными, которых называют егерями и лесничими. Нужно добыть зверя и при этом не попасться самому. Но травматизм, конечно, существует. Например, охота на медведя. Как уже отмечалось правее и выше, бегаю я из ног вон плохо, а на охоте на медведя, если промахнешься, быстрый бег по пересечённой местности — незаменимая вещь. В общем сходил я на медведя, а потом целых три месяца ходил только на «утку». Но даже когда медведь ломал и мял меня, как падшую женщину, я не утратил присущего мне удивительного мужества и хладнокровия и продолжал бороться. Резко провёл ему один удушающий приём. Штаны, правда, потом пришлось выбрасывать, но медведь стал ощутимо задыхаться. Носом он дышать не мог, а рот его был занят… Тут к счастью слезли с деревьев другие охотники и застрелили зверюгу, а потом мёртвого добили прикладами.

В основном же я охочусь на зайцев, из-за мяса. Но в последнее время не хожу. Стыдно. С деньгами стало полегче и вопрос с питанием потерял свою остроту. А убивать зайцев просто ради терпкой романтики убийства как-то неловко. Поэтому не хожу. Пускай живут. Если и мне на земле нашлось место, то им и подавно найдётся. Так что бога ради. Тем более что бегают они лучше меня. Спортивные такие.

Люди без чувства юмора будут наверно смеяться, но я почему-то убеждён, что если человека, как какого-нибудь породистого графа, посадить лет этак на 25 в одиночку и ограничить культурную программу в этой одиночке до нуля, то даже и в этом форс-мажорном случае он может написать о своей жизни в камере увлекательный роман. Я не имею здесь ввиду полубезумного Ленина, который «вечерял» в камере чернильницами. Я про другое. Сюжет, навскидку, о своей например верной и трепетной дружбе с пауками, живущими в каземате. О милых солнечных лучах, раз в день простреливающих камеру. Или о клопах там, вшах. Чем не тема? Если, допустим, писать о вшах, то сюжет можно в прямом смысле брать из головы — их непосредственной среды обитания.

Так что при наличии таланта и выкованной воли можно начирикать. А при наличии связей даже и издать. Найти своего благодарного и близорукого читателя. Или чужого найти — всё равно.

Я, конечно, в одиночке не сижу, а живу, увы, среди так называемых людей и скажу откровенно — они не менее интересны пытливому взору, чем пауки и мокрицы. Особенно в период размножения и брачных игр. И вокруг столько невероятных и загадочно — порочных людей, что возникает даже оторопь, как от кислого яблока. Как о них не написать? Умрут ведь и никто не вспомнит их особинку. А сколько красивых до жути женщин с натруженными половыми органами? А сколько «синих чулков», погибающих от одиночества?

Взять ту же работу, которая сама по себе до изумления противна, но соратники — то, соратники! О каждом можно, не задумываясь, накропать повесть, а о некоторых даже небольшой роман. Я, правда, не пробовал, но нутром чую, что можно. Роман ведь не штаны — материала хватит. Один из нас отчаянный рассказчик, очернитель реальности правдой. И каждая его история, как сказка с «жили — были» начинается с роковых слов «нахуярился я один раз». И дальше следует фейерверк апокалиптических и неизбежных событий. Другой с точностью до градуса предсказывает, как пифия, погоду. К ненастью и измороси у него нездоровится левой ноге, к вёдро у парня свербит, тянет и топырит правую… Когда же грядёт неустойчивая погода, у него, как вы уже догадались, ломят и отнимаются яйца. Такой вот своеобразный барометр.

Или взять Анджело… О Анджело! Утешение моего сердца, летящее на общипанных, но белых крыльях утра!

Этот смуглоликий итальянец из пропахшей зноем и не нашей эрой далёкой Сардинии. Ему уже 54 года, но несмотря на это, он сохранил гибкость ящерицы, юношескую стать и крепкий разум ребёнка. Время не отчеканило на его лице морщин, а в голове извилин. Как он жил, что годы не оставили на нём своих печальных улик?

Жизнь, крупно говоря, театр и даже балаганное представление и у каждого из нас, как у актёров и шутов есть своё незримое амплуа, которому мы, как ни бесимся, а покорны. Нас окружают пылкие импотенты и тоскливые дятлы, роскошные идиотки и горькие мечтатели, вдумчивые дегенераты и скромные сволочи, восторженные простофили и ненасытные мозгоклюи, гнойные доброжелатели и кипучие лентяи, волки в овечьей шкуре и овцы в волчьей, честные «давалки» и нечестные «бралки», Спинозы стоеросовые и породистые выродки… Одним словом, всех не перечесть. Амплуа Анджело я понял относительно быстро. Этот тип людей я для себя обозначаю как «неувядаемый долбоёб». Конечно, ни один живой человек не укладывается в мёртвую схему, но всё же…