Владислав Артемов - Остроумие мира

Выходка, насмешившая всех присутствовавших, понравилась и кесарю, который выдал греку крупную денежную награду.

Какого-то старого отставного воина за что-то тянули к суду, и он умолял Августа помочь ему. Кесарь назначил ему искусного защитника. Но старый солдат заметил, что когда надо было защищать кесаря, то он самолично шел в бой, а не посылал кого-либо вместо себя. Август так убоялся показаться неблагодарным, что принял на себя лично защиту старого служаки на суде.

Однажды, присутствуя на каком-то общественном зрелище, Август увидал знатного человека, который без стеснения закусывал на глазах у публики. Кесарь велел ему сказать: «Когда я хочу есть, то ухожу домой».

– Хорошо ему говорить, – отвечал тот, – он кесарь, его место в цирке за ним останется, когда он уйдет, а мое мигом займут, стоит мне отойти.

Г. де Леррес. Аполлон и Аврора

Среди других римских кесарей можно отметить не так уж много остроумцев. Кое-какие острые слова приписываются Юлию Цезарю, Веспасиану, Диоклетиану, Галлиену.

Юлий Цезарь будто бы сказал какому-то воину, хваставшемуся своими подвигами и, между прочим, полученной им раной на лице:

– Когда бежишь с поля битвы, никогда не надо оглядываться.

Впрочем, эта острота приписывается также и Октавиану.

Однажды, видя какого-то оратора, который, произнося речь, все качался из стороны в сторону, Цезарь пошутил, что этот человек стоит на земле слишком нетвердо, а потому и слова его ничего не стоят.

Угрожая смертью Метедлу, стороннику Помпея, Цезарь говорил ему:

– Помни, что для меня труднее сказать, нежели сделать.

Веспасиан сказал кому-то, ругавшему его неприличными словами, что «не убивает собак, которые на него лают».

Сын Веспасиана, Тит, высказывал отцу неудовольствие по поводу налога, которым он обложил публичные туалеты. Веспасиан будто бы подал сыну монету и спросил его, чем она пахнет, и на его отрицательный ответ сказал ему:

– Видишь, ничем не пахнут, а между тем, взяты из дерьма… Деньги не пахнут.

Веспасиан вообще был шутником дурного вкуса. Извещают его, например, что решено воздвигнуть ему памятник очень высокой стоимости.

– Вот вам и пьедестал для него, – говорит кесарь, показывая на кучу собственного дерьма, – кладите его сюда.

Незадолго до смерти, уже чувствуя ее приближение, он все еще не упускает случая пошутить. Намекая на существовавший у римлян обычай объявлять своих императоров после их смерти божествами, он сказал:

– Должно быть, скоро я сделаюсь богом.

Адриана I один человек, уже седеющий, просил о какой-то милости. Адриан отказал ему. Тогда проситель выкрасил себе волосы и вновь стал докучать кесарю.

– Но недавно меня уже просил об этом твой отец, – сострил Адриан, – и я ему отказал.

Однажды тот же Адриан дал нищему денег на покупку приспособления, соответствующего нашей мочалке, которым римляне в банях терли себе тело. В другой раз его осадила уже целая толпа нищих, клянчивших у него подачки на ту же мочалку.

– Обойдетесь и так, – отвечал Адриан, – потритесь друг о друга.

Про Галлиена рассказывают, что он однажды наградил венком победителя какого-то гладиатора, который нанес быку двенадцать ударов, прежде чем поразил его насмерть. В публике поднялся ропот, но Галлиен объявил, что считает это подвигом, потому что «столько раз дать промах по быку – дело нелегкое».

Диоклетиану было предсказано, что он вступит на трон после того, как убьет кабана, и он, поверив этому, вел необычайно ожесточенную охоту на кабанов. Но в кесари вместо него все проскакивали другие. Тогда он сказал:

– Кабанов-то убиваю я, а едят-то их другие.

Много острых слов приписывается знаменитому Цицерону.

– Не надо терять надежды, – говорили ему после того, как Помпей, сторонником которого был Цицерон, потерпел поражение, – у Помпея остается еще семь орлов (т. е. знаков с орлами, знамен при легионах).

– Это бы кое-что значило, если б мы сражались с воронами, – отвечал Цицерон.

– Кто был твой отец, Цицерон? – спросил его некто, чья мать пользовалась не совсем хорошей славой.

– А ведь твоей матери, – отвечал Цицерон, – пожалуй, было бы трудно отвечать, кабы ей сделали такой вопрос о тебе.

Когда у него спрашивали, какая из Демосфеновых речей ему нравится больше всех, он отвечал:

– Которая всех длиннее.

При обсуждении закона в сенате один из сенаторов, Галлий, человек весьма преклонного возраста, сказал, что пока он жив, он не допустит издания такого закона.