Олег Юдин - Рамаяна по-русски

– Мама? – из глаз Катерины выбежали две слезинки и покатились вниз по поджарым щекам.

– Я тебя люблю так же, как мою настоящую Маму, – признался в любви Роман.

И ушёл, оставив за спиной дворец, обливающийся горючими слезами.

Из распахнутого окна тронной залы доносились отдельные реплики оставшихся:

– Слышь, Кать! И что теперь нам делать?

– Что делать, что делать? Иди вон, лови своих ельцов…

Света вошла в комнату неожиданно. Её глаза сияли глубоким ровным светом. Это было не счастье или несчастье. Это был – Полный Покой.

Рома, увидев её, выронил рюкзак из рук и радостно по-детски улыбнулся.

– Здравствуй, муж – объелся груш! – приветствовала Ромку Света. И обняла. И поцеловала.

Они познакомились при дворе светиного отца Джона, короля Средней Возвышенности. Вообще-то, подданные за глаза называли Джона Иваном Иосифовичем, но сам монарх не любил многословия и предпочитал слышать при обращении к себе короткое имя.

Слухи ходили, что нашёл Джон Свету в младенческом возрасте в чистом поле близ городка Лида, когда землю пахал. Умаявшись и присев на краю пашни, сын Иосифа вытер крупные капли пота со лба и вдруг увидел стоящую перед собой маленькую девочку с пшеничного цвета длинными прямыми волосами и высоким упрямым лбом. В руках девочки свилась в клубок чёрная гадюка. Малютка протянула своё сокровище королю Джону, сидящему на травке, и улыбнулась доверчиво и открыто.

– Кун-да-ли-ни, Кун-да-ли-ни, – зазвенели колокольчики на лугу, раскачиваясь в такт подувшему ниоткуда свежему ветерку.

Джон почувствовал такую лёгкость, будто и не пахал сегодня. Поглядев на пригревшуюся в руках малютки гадюку, он со спокойной улыбкой произнёс:

– Милая, отпусти змейку. Её укус смерти воина стоит.

– Не бойся, Папа, – ответила малышка, и добавила: – Она меня Любит.

Джон молчал. Видя его беспокойство, девочка рассмеялась и сказала:

– Хорошо, смотри: Сета отпускает Кундалини.

Гадюка перетекла за край светиных ладошек, упала на землю – и исчезла.

– Ты – мой Папа? – спросила девочка.

– Да, – серьёзно ответил Джон. – Пошли обедать.

И они пошли домой, держась за руки.

Когда Светичка подросла, в столицу Средних Холмов Великие Луки зачастили женихи один круче другого, но Джон не торопился выдавать замуж свою любимицу. Поговорив по душам с дочкой, они так решили: если кто девушке приглянётся, она сама к трону выйдет. А чтоб женихи не обижались и не надеялись попусту, придумали для них испытание. Претендент на руку Светули должен был лук производства Ижорского завода, изготовленный в эпоху плана по валу, над головой поднять. Это было конкретно нереально. Поди-ка подними две с гаком тонны! Такую болванку вручную и от земли оторвать невозможно, а подъёмные краны в те места проехать не могли: болота кругом. Однако, народ вокруг жил необразованный, особенно это касалось царственных особ. Частенько приезжали в Великие Луки охотнички геморрой заработать. И зарабатывали. А Светлячок как при папе жила, так и продолжала жить. В холе и неге.

Потом как-то из-за Гималаев прилетел виман-аэроплан. Из него, сказывают, вылезло чудило с десятью головами. Правда, девять голов были постоянно закомментированы в тэг , а видна была только одна, но она менялась с периодичностью один час на какую-нибудь из девяти невидимых. Менялась без видимой закономерности. Отсюда, старики сказывают, и пошла присказка «видимо-невидимо».

Чудило раскланялось по этикету двора Людовика Красно Солнышко (по жизни жуткого душегуба, маньяка и отморозка), представилось императором рабовладельческого Юга Раваной и принялось прицеплять двухтонный лук к своей летательной машине. Вся столица, естественно, переполошилась. Свету жалели все, кому не лень. Когда оба мотора вимана с надписью на фюзеляже «http://www.L;ftWaffe.Otto-fon-Gering.de/» жизнерадостно затарахтели, и медленно принялись отрывать лук от поверхности земли, из кузни выскочил косой Левша и, поторапливая подмастерий, суетливо затараторил:

– А ну-тко, робятушки, пособим гостю заморскому!

Следом из той же кузни, обливаясь кровавым потом, выползла добрая дюжина дюжих молодцов и на подкашивающихся ногах потащила к поддающемуся напору вимана луку огромную железную болванку. Дотащив болванку, добры молодцы с облегчением сбросили её на то, что считалось луком. При этом они никак не реагировали на заглушающие рёв аэроплана протесты Раваны, который орал, сверкая стёклами мотоциклетных очков: