Андрей Рискин: Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно

– Так точно!

– А как?

На последний вопрос чаще всего ответа не было. Потому что я не мог понять: как должен перестроиться советский офицер, если все, что он должен знать и делать, определено уставами, приказами, директивами и т. п.? И выходить за их рамки никто не имеет права.

Вскоре многие из коллег-офицеров с тоской вспоминали времена, когда нас заставляли конспектировать «Малую землю», «Целину» и «Возрождение». Там хоть все понятно было.

Потом стало еще тягостнее, потому что армия и флот, естественно, резко включились в борьбу с пьянством и алкоголизмом. Опять к нам зачастили инспекции.

Теперь меньше спрашивали о перестройке, зато атаковали в лоб вопросом:

– А вы пьете?

Наш любимый замполит тыла в рижской бригаде охраны водного района Валерий Аномаевич Стопка (подпольная кличка Гладиатор – за любовь гладить женщин по всему, что попадется под руку) как-то на этот вопрос ответил проверяющему столь же прямо:

– Если вы спрашиваете, то нет. Если предлагаете, то да.

Тогда был издан приказ министра обороны о борьбе с пьянством и алкоголизмом в армии и на флоте. Какой по счету это приказ подобного рода, сказать трудно, издавались они с завидной регулярностью и столь же традиционно не выполнялись. Известно же, шутят на флоте, что когда раскопали гробницу Тутанхамона, у него из одного места папирус торчал – с подобным указом.

Все долго смеялись. Потому что перед страстию похмелки все другие страсти мелки. Наконец, министр приказал ученым придумать такую жидкость для технических нужд, чтобы спирт заменяла, но пить ее было абсолютно невозможно (придумывают, похоже, до сих пор). Однако нормы спирта значительно урезали. И если раньше механизмам на корабле доставалось хоть немного спирта, то теперь о протирке забыли окончательно. Особенно с учетом того, что вскоре и водку в магазинах стали выдавать по талонам.

Нам в Рижском гарнизоне полегче в этом плане было. Потому что талоны местные власти выдавали не только на офицеров и мичманов, но и на личный состав срочной службы. А так как матросикам принимать алкоголь в больших дозах категорически воспрещалось, лишние талоны добросовестно перераспределялись в зависимости от близости к штабу бригады.

Не успели успешно пережить очередную антиалкогольную кампанию, как пришли демократия и, прости господи, гласность. Командиры буквально взвыли.

Приходит к командиру нашего тральщика очередной проверяющий.

– Товарищ командир. На вас поступила жалоба. Нет у вас на корабле демократии. Человеческий фактор не срабатывает. Моряки жалуются, что на все их просьбы вы отвечаете «нет». Не решаете их проблем.

Тут стук в дверь.

– Разрешите войти?

Командир:

– Да.

Входит матрос Пупкин.

– Товарищ командир, разрешите обратиться?

– Да.

– Разрешите уволиться?

– Нет.

– Разрешите идти?

– Да.

Уходит.

Командир поворачивается к проверяющему:

– Что значит – нет демократии? Смотрите, из четырех вопросов три решил положительно… А вы говорите…

С гласностью было еще больше проблем. Сначала флотская газета в безумном перестроечном раже опубликовала материал о каком-то капитане 1 ранга, который что-то украл и дачку себе построил. Потом появился фельетон про контр-адмирала, который вывез за границу несколько десятков тонн новейших корабельных винтов (уже наступили времена «медной лихорадки»).

Наконец, в штабе флота и в том же политуправлении очнулись от шока, вставили кому надо что надо, а гласность быстро прикрыли под лозунгом «неразглашения военной тайны». Адмиралы облегченно вздохнули.

Нет, кое-что от гласности на флоте осталось. В нашем матросском клубе появился видеосалон. По приказу высокого начальства была создана цензурная комиссия. Приятель мой, начальник клуба, меня в нее тут же записал.

И говорит:

– Приходи, сегодня просмотр первый, будем определять, какие фильмы личному составу разрешено смотреть, а какие нет.

С большим интересом посмотрели мы узким кругом «Эммануэль». Вышли покурить на крыльцо под впечатлением увиденного. И, естественно, вынесли вердикт: «Полный разврат, матросам смотреть нельзя».

Начальник клуба говорит:

– У меня еще «Эммануэль-2» есть, может, сразу и ее оценим?

Гласность есть гласность, приказ есть приказ, пришлось еще полтора часа мучиться. Кто-то же должен заботиться о нравственности личного состава.

Закончилась перестройка на флоте так же стремительно, как началась. Появлением и скоропостижной смертью ГКЧП. 19 августа 1991 года всем офицерам и мичманам выдали по «макарову» и две обоймы с патронами, у гарнизонного КПП поставили бронетранспортер.