Антон Нечаев - Сибирский редактор

«Полюби самого себя, и твоя жизнь перестанет быть скучной» – писал один из шотландских денди. «Придумай свой детектив, и твоя жизнь станет такой интересной, что засыпать ты будешь с сожалением» – уточняет английская полусонная бабушка. Я с детства чувствовал себя одновременно и Холмсом, и девушкой, над которой вьется ужасная пестрая лента, первая жертва которой – мой дед. Будут ли последующие? К деду спустилась она, безжалостная невидимая гадюка, по тихому шнуру, называемому союз писателей. Причины дедовского поступка где-то в тех недрах скрываются. В союз я вступил, но так и не укрепился, и ничего исторически интересного не выведал. А с моей слишком шумной позицией в Фонде (нет, не Чечня – Ичкерия), выведать ничего и не вышло бы: кругом зависть, вражда, конкуренция.

Вот еще один бич человечества. Не хочу быть лучше других и тем паче как-то это доказывать. Иначе до убийства дойдет, до нечестной игры, предательства. А на кону – временное достижение, которое и достижением не всегда назовешь. Чаще – какое-нибудь попадалово. Ну а больший загруз, обязанности, геморрой – это наверняка. А друзья, люди, разве кто-то отменял наше братство? Разве мы не едины, как прежде (когда?). Разве у нас, шести-семи-десяти миллиардов не одни родители? Разве мы не похожи друг на друга почти абсолютно, различаясь лишь в мелочах? А вы знаете, что для синего кита две капли воды более между собой различимы, чем два человека?.. Знаешь ты это, брат мой? Сестра моя? Займи полторы сотни до послезавтра.

Среди бела дня в областной библиотеке вечер журнала, в котором я еще не работаю. Притащился – нужна рекомендация в союз, в который вступать мне не хочется. Но классик решил «надо», совет поддержал, иди, собирай бумажки. Первую и самую главную всучил крестный, нужна вторая, от Меркуловича. На звонок татарин отреагировал без восторга: «Куда? Зачем? А почему я? Совершенно нет времени. Ну ладно, приходи на наш вечер, поглядим». Я теперь понимаю, поработав в редакции, что шеф хотел хоть какую-то пользу извлечь из моего появления. Польза эта – не пустой зал во время журнального вечера. Нас, зрителей, было трое. Выступающих пятеро, и то не сразу. Изначально вдавились в диван Меркулович со своим тогдашним помощником; третьим пришел Весельчак У, известный фантаст-юморист, извлекший максимум выгод из такого странного жанрового сочетания. Четвертой прискакала Меркуловичевская протеже – юная поэтесса широко за тридцать; войдя, швырнула свежую книжку на дубовый в смысле поэзии стол – небрежным жестом звезды, ожидая фотовспышек и стаю поклонников. Зрители оказались непробиваемы. Ни один из троицы не шелохнулся, не похлопал и книжку не попросил. Пятой проковыляла какая-то плешивая старуха, из детских авторов. Слова ей не давали. Трендел Меркулович, Весельчак У норовил перевести разговор на себя, поэтесса жеманилась, почесывалась, закатывала глазенки, помощник Меркуловича, довольный званием «лучший российский новеллист», полученным им тут же, с пылу с жару, плотоядно подмигивал поэтессе. Но та не улавливала – при хозяине не флиртуют с шестерками. «Где же мои мазь и свинья? Где безумный полет мести и справедливости?» – спрашивал я себя. Один из слушателей, паренек робкого вида, обратился ко мне с нижайшей (он так и выразился) просьбой: рекомендовать его в союз писателей. Он написал уже три романа, пишет четвертый, а для лучшего продвижения членство необходимо. «Ведь вы ЭР?» «Нет, я не ЭР. ЭР вон сидит» – я указал на помощника.

Вполне логично, хоть и немного странно, что при отрицании конкуренции, я занят организацией конкурса и раздачей наград Фонда поддержки молодых литераторов. Наверное, Господь Бог прародителей наших Адама и Евы специально утвердил меня на этом месте, чтоб я мог донести истину до заблудших литературных овечек наших: никто не лучше другого. Побеждать аморально. Выигрыши утверждают гордыню. Душу свою береги и о ней одной беспокойся. Или же утрать ее, наконец. Но не позволяй ей считать тебя лучшим. Худшим не надо, а лучшим запрещено.

– Это ваша стайность, кгепастное право. Запад не одобгяет подобного отношения, – нет, фгаза исходит не из евгейских уст. Мы с Меркуловичем и еще с одним литератором из нашей шайки по прозвищу Метафизик на днях венгерской культуры в столице метрополии. Возражает мне маленький шустрый венгр, обозреватель газеты «Мадьярская правда». Человек большой толерантности – женат на румынке (у румынов с венграми по жизни война).