АНЪЕР - ВЕРСУС НЕВЕРСУС. Жизнь станет баттлом, в котором невозможно проиграть или победить

Свою сеяла страсть – в десять рваных бороздок спины…

Как заговоренные…

Лианами по стенам Ангкор-Вата
Ползли все выше и выше, пьяные, в горле суховато.
Атомные электростанции в сотни тысяч киловатт.

Могли растопить Антарктиду – все ее ледяные тверди…

Но надо ли нам?

Как борцы по углам.
И снова гонг.
Ты – прыжком пантеры на жертву. На мольберт выливая стон.
Кто здесь бессмертен, кто фараон?
И на небосклон

Бросают свой взор приговоренные к маленькой смерти…

Ты шпион… на последнем… допросе
Когда жизнь… – это точность… ответа.
Стробоскопом… пытаю… и голодом.
Все открой… – твоя песенка… спета.

Помню, было… что-то дико… волшебное
В этих странных… наскальных… рисунках
В эпителии… под лиловыми… ногтями
В этом аркане… – колесе… фортуны.

Обожаю… за каждую… темную ночь
Ненавижу… за каждое… бодрое утро
Тихо встанешь… и также… уйдешь
Запустив… в меня яд… каракурта.

Стрелы Амура —
все мимо сердец, но – в руки, в ноги, в лицо, в живот.
Снимаем наши бронежилеты —
мы больше не в железе, мы живая плоть.

Это не лепестки роз, не слезы неба.
А каблуки, чулки, взятая крепость.
В агапэ играются в райском саду.
А по бренной земле пробирается эрос.

Приговоренные…

Мы в неадеквате – на мятой кровати
Я – скрываясь в засаде, ты – в полной блокаде
Весь стол в шоколаде, весь пол в винограде

Могли разжать зубами губы – и были бы спасены…

Но капельку больно…

Срываюся пальцы – твой скальпель
Я – военачальник, ты – так индивидуальна
Боже, как колоссальна, и слегка аморально

Свою сеяла страсть – в десять рваных бороздок спины…

Как заговоренные…

Лианами по стенам Ангкор-Вата
Ползли все выше и выше, пьяные, в горле суховато.
Атомные электростанции в сотни тысяч киловатт.

Могли растопить Антарктиду – все ее ледяные тверди…

Но надо ли нам?

Как борцы по углам.
И снова гонг.
Ты – прыжком пантеры на жертву. На мольберт выливая стон.
Кто здесь бессмертен, кто фараон?
И на небосклон

Бросают свой взор приговоренные к маленькой смерти…

Привет, ребята, я друг из Нью-Йорка.
Я приехал, чтобы рассказать, как вы будете у меня сосать.

Каждое твое утро – мое.
Накручиваю на руку твои черные кудри. Побудем вдвоем.
Думаешь ты четкий поцик – для меня малышка с кружевным бельем.

Я господин – ты готовь вазелин,
скажу кретин – ты промолчишь, зассышь,
даже один на один.
Я натираю лампу, ты мой покорный джинн.
Ты, бесспорно, ужасный вампир —
но я здесь осиновый клин!

Я все равно тебя трахну, многократно,
ты уж извини.
Но будешь шептать мое имя —
в последние секунды… жизни.

Я друг из Нью-Йорка, а ты моя толстая котлета,
проглотишь любую мою подколку, а после сдохнешь…
На пол уронив сигарету…

Поехали!

Куда ты смотрел, когда брал пацаном сигарету?…
Маршак не сказал тебе разве ни слова об этом?
Напряг – не напряг, ты хоть в лес – хоть в кабак,
Почитаешь табак как дорожная шлюха минеты…

Ты кто, расскажи, плечевая, на трассе М7?…
Или просто себе столь нехитрый избрал ты тотем?
Затяжку бедняжку, в июле на даче попробовал с дуру?
Или за школой, после урока литературы?

Припомни как нычки в полпачки искал под каштаном.
И в школьный рюкзак прятал штуки по разным карманам.
А дед тебе денег прислал – и в письме: купи кеды.
Сказал потерял, сам курил Lucky Strike сигареты.

Припомни, боялся спалиться с пачкой в кармане брючном.
И бегал в ларек где тебе продавали поштучно.
Еще на вопрос: Тебе есть восемнадцать, дружок?
«Мне срать – моя жизнь». Расплатился, забрал и пошел.

Приятные мысли как будто садишься в последний Корвет.
Витали вокруг вместе с дымом твоих сигарет.
И телочки мило смущаясь стреляли усердно по две.
А ты угощая, уже раздевал их в своей голове.

А мог бы как Петр в Полтавской – ударил по шведу.
Ударить по другу Нью-Йоркскому и растоптать сигарету.
Но сколько не ставил себе на повтор Аллена Карра.
Плох тот поединок, где ты пропустил все удары.