Пенкина вызвали в штаб, однако вместо телеграммы ему дали график, чтобы расписаться за предстоящее дежурство по части в предстоящее воскресенье. Тут он понял, что график графиком, а кому заступать на дежурство, решает начальник штаба. Выходя из кабинета после того, как услышал от него в очередной раз, «чтоб служба медом не казалась», он обратил внимание в прихожей вагончика на доносящийся из-за соседней двери резкий голос комбата, беседовавшего с замполитом.
– На хрена Пенкина-то отправлять? Он месяц продержался, не запил, истерики не закатил и план дает. Считай, прописку прошел. А отправим, кем будем дыры затыкать?
Суббота в войсках, как известно, это парко-хозяйственный день. Он всегда начинается (во всяком случае, в то время) с общего построения и прохождения войск мимо командования. Этакий маленький парад, после чего все расходятся по местам проведения работ. Однако командир второй роты старший лейтенант Ступаков заступил на дежурство по части и ходил рядом с плацем при пистолете и красной повязке, чтобы отдать утренний рапорт комбату.
– А кто прохождением роты на разводе будет командовать?
– Вот ты и скомандуешь, а я посмотрю. Ты же у нас шибко грамотный, значит и с этим справишься.
Плац батальона – это громко сказано. Была довольно ровная, вытоптанная солдатскими сапогами, поляна размером примерно с половину футбольного поля, с краю которой из досок, выкрашенных охрой, стояла трибуна.
Утром в субботу, к полвосьмого по Москве, подразделения уже стояли, выстроенные в ротные коробки. Послышался рев мотора, и в клубах пыли показался на дороге, что шла со стороны вокзала, командирский УАЗик, прозванный солдатами «комбатовоз». Из него вылезли комбат, замполит и какой-то подполковник, сверкавший сапогами, звездами, петлицами, орденскими планками и сшитой в ателье фуражкой.
«Проверяющий из бригады», – прошелестело по построению войск. Все трое взошли на трибуну, за ними еще два зама комбата. Рявкнула из репродуктора на столбе вбитая в мозг мелодия «Прощания со славянкой», и роты двинулись, чеканя шаг, насколько это возможно на грунтовке.
Пенкин для себя решил, что будет повторять все за командиром первой роты, которой командовал старлей Тертышный, высокий красавец, окончивший Высшее училище тыла и транспорта. Пенкин развернул роту сначала правым флангом к краю плаца. По команде «прямо» она начала движение. Команду «правое плечо вперед» его подразделение тоже выполнило блестяще, плотным строем. Жора успел заметить, слегка обернувшись назад, оттопыренный вверх большой палец Ступакова, который, улыбаясь, стоял у подножья трибуны. Успех окрылил лейтенанта и, выйдя напрямую с трибуной, он отдал последнюю команду, не расслышав, что же скомандовал Тертышный. Вместо команды «правое плечо вперед», когда нужно повернуть строй колонной, он молодцевато вскинул руку к козырьку фуражки, как его предшественник, и во все легкие скомандовал: «Направо!» Солдатский строй мгновенно выполнил эту команду, и рота не колонной как для парада, а развернутым строем, как для штыковой атаки, прошествовала под марш мимо трибуны. Пенкин этого конфуза несколько минут не замечал. Он даже не понял, что ошибка командовавшего строем поручика Ромашова из бессмертной повести Куприна, над которой он смеялся еще в школе, была бледное подобие того, что сотворил он сам. Начальство на трибуне на минуту замерло. Потом до Пенкина долетел рев комбата, подобный звуку, издаваемому раненым бегемотом: «Отста-а-а-вить!!!».
– Что отставить? – переспросил Пенкин, остановившись и повернувшись с рукой у козырька к трибуне. В него уперся его собственный строй и чуть не сшиб с ног. «Стой!» – прозвучала команда старшего сержанта Коровина.
– Лейтенант Пенкин, ко мне, бегом! – услышал Жора команду замполита. Он крикнул Коровину: «Командуй» и побежал к трибуне, на ходу раздумывая, опустить руку от козырька или нет.
В это время подполковник выпучив глаза, спускался с трибуны и орал на бледного, идущего за ним комбата.
– И вот за этого ты просил, чтобы не отправлять его на курсы в Чернигов? Если это самый лучший, то, что от остальных ждать? Тебе погоны не жмут? Еще подобное художество увижу, ты у меня сам опять ротой командовать будешь. В штабе через десять минут совещание руководства. Объявите.
Он скрылся в штабном вагончике. В это время на плацу стоял хохот. Смеялись все, включая солдат первого года службы. После команды комбата «отставить» никто не решился продолжать парад, поэтому все подразделения оказались в разных местах плаца и по-разному построены. Над плацем все еще ревела «Славянка». Картина была фантасмагорическая. Пенкину было стыдно, как будто он голый стоял среди многолюдной площади. Хоть стреляйся.
Читать дальше