Александра Нюренберг - Глобус Билла. Пятая книга. Козерог

Твердь всколыхнулась, побежали меленькие волнишки – но это был конец зрелища.

Энкиду несколько раз прикрыл глаза – это, наверное, и называется хлопать ресницами.

Потом он извернулся и глянул на Аса. Тот сказал в тишине, которая вернулась и воспринималась как самый мощный грохот:

– Видел?

Билл почувствовал – сердце горячей тряпкой обернули, а глаза наполняются излюбленной им влагой.

– Великое творение людей и богов… – Прошептал он.

Над ухом растерянно и гневно крикнул не услышавший голос разума Энкиду:

– Но… она стоит… она цела?

В голосе почудилось что-то виноватое, когда человек не хочет признавать свою ошибку. Но рад, что ошибся.

Билл всё размышлял по поводу несообразных воплей Энкиду, когда лонжу сильно поволокло вниз. Кукольник дёрнул за верёвочку, решив пустить в ход любимых персонажей.

Билл понял, что они падают. Далеко внизу мчалась маленькая машина. Билл перевёл дыхание и вовремя: они спускались.

Полоски стального крепления мотались паутиной, сдёргиваемой паучком перед бурей. Громадный лист железа мчался, свернувшись фунтиком и тут же развёрнутый обратным тычком разгулявшегося воздуха.

Лонжа обхватывала грудь до боли в сердце, стремясь втиснуться между рёбрами.

Крыша родного ненавистного дома показалась – над ними, передёрнутыми на пальцах карабаса.

Они увидели огонь, который обцеловывал фасад замка на юге, и тут же – их крутануло – самый край пустыни. Оттуда ехала целая армия внедорожников.

Стало быть, господа песка уже знают о происшествии…

Когда их свалило на гигантских ступенях, по которым впервые сбежал Билл когда-то в иной жизни после приземления на прародину, все стороны света опять поменялись местами. Лиловая страна теней, куда уже конечно, удрал дракон и, быть может, чашечку кофе заварил, сидит и смеётся над ними – выскочила на востоке, а на западе виднелась историческая гимназия, где, по преданию, в которое не верил Билл, собирались силы света перед последней решающей битвой.

Остановился внедорожник, и Билл, тщетно ждавший появления смуглой мужской ноги в военном сапоге, был приятно удивлён, увидев над собой колыхание светлого подола, из-под которого показался на мгновение носочек маленькой сандалии.

На брусчатке двора крутились чёрные машины. Давненько этих ребят не видано.

– А вот и господа большой дороги. – Пробормотал Ас.

Драконариев они не заметили. Из внедорожника водительница в белом, облепившем улыбающееся лицо платке, кивала им.

Они полезли в машину скопом. Поехали!

Мелькнул в кустах бок маленькой машинки, и там внутри летали чёрные лживые кудри.

– Стой… – Крикнул Билл. – Бебиана… милая… останови.

Он вывалился, сквозь проклятие Аса и смешок Шанни, в коленях которой Билл целое мгновение познавал таинство чулка с петелькой.

Шанни в этой суете не забыла зацепить Аса. Они оказались рядышком.

– Ты не знал, что она устоит?

Он помедлил, хотя медлить было нельзя.

– Вот… теперь знаю.

Он, может быть, ждал оплеухи, но леди сдержала себя. Вместо этого она укусила себя острыми зубами за кулак, похожий на ракушечку, и затем коротко рассмеялась.

Иннан издалека голосила:

– Погасили! Пожар погасили!

Её волосы развевались и опадали.

– А музей? – Крикнул Билл.

Он, в один клик, как говорят люди, вспомнил многое – старые журналы почему-то, над которыми сгорбился Энкиду, изредка показывая ему всякие неприличности молча и сурово морщась, когда Билл не мог сдержать исповедального смешка и комментариев… вместившей Великий Потоп чайной чашки с непонятной девятизначной датой… гребешка с волоском, в котором собрана целая генетическая библиотека… письмо…

Нет… оно в другом крыле замка. Напомнил себе Билл. А зачем бы ему быть здесь и вообще – можно подумать… драгоценность.

В этот момент и не позже появился сир Мардук.

Сердитый и весёлый, он, молча, нашёл глазами и так властно поманил обеих девиц, что они невольно повиновались. Он раскрыл руки крыльями – взмахнув старым клетчатым пледом, который он позаимствовал у Аса, а самому Асу презентовал этот символ суровой романтики местный житель. Одеяние рисунком складок подчеркнуло мужественную прелесть широкоплечего рослого старика.

С полыхающими глазами, он прикрыв драконьими веками два огня, прижал к себе обеих, ставших маленькими, как цыплята, и удерживал так некоторое время.

Безмолвно при этом шевелил губами.

Обе леди (цыпочки?) помалкивали – эта неловкость длилась не менее пары минут.