Дарья Мийе - Делать детей с французом

– Привет, Джой! – отозвалась я и окинула рабочее место стыдливым взглядом: карандаши, застрявшие между диванными подушками, кофейные круги от чашки и крошки бисквита на полированной поверхности журнального столика, катышки использованного ластика устилают паркет вокруг дивана. Настоящий клондайк для домработницы.

Словно археолог, Джой принялась освобождать замысел дизайнера интерьеров от всего наносного – от брошенных наспех шортов, разбросанных игрушек, забытых по комнатам чашек, раскрытых журналов и панамок посреди прихожей. Квартира хорошела на глазах. И башни картонных коробок, обозначившиеся по углам гостиной, стали видны отчетливей. Джой задумчиво подметала вокруг них по третьему разу.

– Мы уезжаем, Джой. Возвращаемся во Францию.

– О, мэдэм! – грустно протянула она.

Вряд ли она привязывалась к работодателям, но мы были без преувеличения симпатичной семьей и раз в месяц давали ей десять долларов на чай.

– Мы хотели бы сделать тебе небольшой подарок за прекрасную работу.

Я протянула ей конверт.

– О, мэдэм! – прошептала она благодарно.

– И вот ещё что…

Я поманила Джой в коридор и распахнула дверь в спальню, докуда она со своей вселенской метлой еще не добралась. Там царил эпический беспорядок. Кровать была завалена одеждой, пол усыпан носками и туфлями, на дверцах шкафов висели лифчики, на ночниках громоздились широкополые соломенные шляпы.

– Здесь надо прибраться, Джой. Я бы даже сказала, вынести отсюда девять-десять избыточных килограмм текстиля. Справишься?

Её красивые филиппинские глаза озорно сверкнули.

Через сорок минут Джой ушла, выкрикивая слова благодарности из-под тюков с новообретёнными тряпками. А пустые коробки остались стоять в чистоте и величии. Мне предстояло эргономично разместить в них наши экспатриантские богатства. Отобрать то, что может пригодиться в Европе, и то, что должно остаться в Азии. Разделить то, что было куплено на память, а что – по сиюминутной надобности. Провести ревизию прошлого и сделать прикидки на будущее. Именно поэтому Джой унесла в своих тюках облегающие платья, юбки с поясом и коллекцию ярких лифчиков размера 80С. Многостраничная распечатка результатов анализов сообщала, что у меня понижен гемоглобин, повышен сахар, гормоны прыгают, как на батуте, а сегментоядерные нейтрофилы ведут себя просто-таки неприлично. Но главное: что всё это в порядке вещей, так как я – pregnant 5 5 англ. «беременна» .

Синди и Патрик снимают мансарду на площади Сорбонны, их окна выходят прямо на ректорат старейшего в мире университета. Мы знаем об этом виде понаслышке, потому что они никогда не приглашали к себе в гости. Объясняют они это тем, что в их четырнадцатиметровой квартире всего пять стоячих мест – то есть таких, где взрослый человек может выпрямиться. И всей мебели – картонный стол. По крайней мере последнее было правдой. Журнальный столик, складывающийся, как оригами, из листа картона формата А1, друзья подарили Патрику на защиту магистерской диссертации по кварцам, мы сами сдавали на него по десять евро. Синди, когда она годом раньше защитила диссертацию по способам выращивания кофе в Эфиопии, подарили набор кофейных чашечек (на них мы сдавали по десять евро в прошлом году). Теперь кандидат геологических наук и кандидат биологических наук живут как герои о’генриевского рассказа «Дары волхвов»: у них есть чашки, из которых можно пить кофе, и есть стол, за которым его пить, но первое нельзя ставить на второе.

Мы всегда думали, что картонный стол – лишь отговорка, помогающая удерживать любопытных на расстоянии от семейной идиллии Патрика и Синди. Или что они, как многие люди науки, патологические неряхи. Или что они проводят дома какие-то запрещённые опыты, и на самом деле кварцы и кофе – лишь прикрытие для иного, засекреченного и субсидируемого франкмасонами научно-исследовательского проекта, за который они потом получат Нобелевскую премию. В общем, мы вдоволь поупражнялись в конспирологических теориях. Но теперь пришла наша очередь оценить преимущества и недостатки мебели из полиграфических материалов. Окна нашей новой съёмной квартиры выходят на мануфактуру Гобеленов, ту самую, где в семнадцатом веке плели самые красивые в Европе шпалеры – здание ничуть не хуже Сорбонского ректората, а ночью, в подсветке, так даже и лучше. И мы тоже пока никого не приглашаем полюбоваться видом, потому что всей мебели у нас – книги да винные бутылки.