Олег Джурко - Дожинки любви

Хочешь заглянуть в загробную жизнь, припомни забытое детство и начинай все сначала.

Радуемся жизни, а у нее совсем другие планы на счет нас.

Смерть – вот кто профукал наше счастье.

Жизнь – шлюха избавляющая от общедоступного борделя

Одних смерть застает в пути, других на печи, третьих нежившими

Бытие – ошибки при материализаци и грез.

Порочность – прочность греха.

Дьявол парвеню в обществе земных небожителей.

Мужская дружба, – солидарность в грехе прелюбодеяния.

Никакая мудрость не удержит от возможности сделать смыслом жизни разовую халяву.

Правоверность и ересь клевещут друг на друга каждый в свое ухо Творца.

В Боге красота не нуждается, только в подношениях.

Все думаю, думаю, куда бросил Адам огрызок злополучного яблока? Не там ли вырос баобаб, обитель обезьян, колыбель пращуров наших.

Вечность ужасна, если ее не разбавлять преходящим.

Радость Веры – возвышает, но уронит тебя наивность.

Радость победы – тризна по трупам.

Перегородки современных многоэтажек сделали секс уморительно болтливым.

Общество мешает жить по своей воле. Воля считает долгом чести платить тем же по счетам общества.

Эволюции приходят и уходят, обезьяны остаются.

Длина юбки – законодатель морали.

Жизнь – картинки в книге судьбы. Пока жизнь тебя не забодала.

Тихо едешь, едешь, едешь, а дальше все дальше, дальше дальше.

Никак с похмелья дьявол выдолбил такими кривыми борозды разума, наделал бы ровненькими, хроменькими, и хлопот меньше было бы с фанатиками.

Разборчивая Любовь прикуривает от сердца.

Корова пасется, жизнь спешит, спешит мимо, потом ждет, когда корову подоят.

Француз и сегодня восторгается – Свобода, Равенство, Братство, и ни слова о Мире между ними.

Морг – таможня Бога.

Любовь не колодец, чтобы приходить к ней с пустыми ведрами.

Война – и мир Бога не поделили.

Волос длиннее и гуще, – мозги питательнее…

Скромности есть что скрывать.

Результат от дважды-Х-два уже зависит не от калькулятора, но от сметки счетовода.

Морщины старости воображают себя извилинами ума.

Для государства мы – воры, скрывающее нетрудовые доходы свободомыслия.

Природа как мать снисходительна к моим слабостям, нравственность смотрит на меня как хирург на аппендикс.

Тень… А она вновь за спиной выросла не спрашиваясь, и прикидывается крыльями.

Деньги роднят.

Неудачник – босяк, постигший коварство судьбы из неоправданного любопытства.

Глупость она от земли, имеет каких-никаких, но родителей, а мудрость, что оно такое?

Мудрость и глупость два полушария одного разума.

Мудрость – вчерашний чугунок глупости, надраенный умом до медного блеска.

Мудрость триумфально шагает к славе по трупам глупости.

Мудрость так боится своей глупости, что выскакивает из штанов отнекиваясь от нее, родимой.

Глупость скорее посмеется над собой, чем запуганная глупостью мудрость.

Глупость – начальная школа забитой ее палкой мудрости.

История взращивает сады Славы, но плоды садов воображают себя садовниками.

Даже козел бодается с государственными воротами.

История – склероз культуры.

Свобода – привилегия беззакония.

Государство нахлебница Родины.

Слава – благословенные крылья самопожертвования, но земное притяжение корысти превращается ее в самоцель и камнем виснет на шее

Государство больше интересуется нашим исподним, чем чистоплотность.

Грех обольщает раскаянием. Жизнь прекрасна, мы урезаем несносный сон ради удовольствий утреннего похмелья.

Рай – дивиденды грешников, вкусивших раскаяния.

Юмор блещет, но не греет.

Шутка – ловкая подножка перед грязной лужей намерения остаться ни при чем.

Дерево тянется к небесам сообщить Господу Богу нечто сокровенное или настучать на лесника.

Чудеса – невежество в художественной форме.

Посредственность лучший спутник на однообразных дорогах жизни.

Праздник – возможность почувствовать, каким бы я хотел быть.

Окошко коморки души монаха забита досками веры.

Воля, – ее ледяной взор не оставляет выбора для покоя в пространстве

Мнить себя Общенародным достоянием может только половичек перед кабинетом чиновника.

Детство, пряник, вот чем заманивает жизнь в свою авантюру.

Меру знает, кто чтит только стакан, да и то пока пустой.