Валентина Спирина - Тёплый февраль. Девять Жизней

И вот однажды прибыл в царство новый житель Демьян-Хитрован. Подивился он на шарики, поспрошал у народа, объяснили ему что да как. Демьян быстро смекнул, как уважаемым человеком на новом месте быстро стать, прошёлся по всем дворам, кому заплатил, кому посулил шарик ответный и вскоре на его заборе шариков образовалось полным-полно.

Не понравилось это некоторым сельчанам и послали они ходоков к мудрецу. Подошли ходоки к дому мудреца, смотрят – на ограде ни одного шарика нет. Вышел к ним мудрец, рассказали они ему про Демьяна-Хитрована, да заодно спросили, отчего это на ограде у него самого шариков нет.

И сказал им мудрец:

– Пустое это дело – слава дутая да уважение воздушное. Ступайте, а на Демьяна-Хитрована внимания не обращайте. Не в острог же его за шарики сажать? О себе лучше думайте.

Ходоки не очень-то мудреца поняли, но на Демьяна злиться перестали. И только один из ходоков, Василий-Умом Сильный хорошо всё понял. Поснимал он со своего забора все шарики и взялся за ремесло: стал посуду из глины делать, да красиво расписывать. Люди посуду покупали, к Василию относились со всем почтением. Как только кто-то хотел шарик на его забор повесить, Василий говорил:

– Не надо мне славы дутой! Мне того хватает, что что вы посуду с моим клеймом покупаете и что в каждом доме она стоит.

Как праздник какой – все Василия зовут, да на почётное место сажают, а Демьяна-Хитрована не приглашает никто. Сидит он в доме за шариками и ничего не понимает.

Картина «Императрица Елизавета Петровна в Царском Селе» – самая интересная работа художника. Евгений Лансере написал два её варианта. Один из них хранится в Третьяковской галерее, а другой в Художественном музее Нижнего Новгорода. Лансере интересовала эпоха императора Петра I и, отдавая дань этому интересу, он написал ещё несколько полотен о жизни в XVIII веке.

На первый взгляд, Евгений Лансере выбрал лишённый сложной фабулы сюжет. Однако он сумел не только передать общий дух дворцовой церемонии выхода царицы, но и обратить внимание на героев сцены и, в первую очередь, на величественную, тучную императрицу, которую Алексей Толстой назвал «весёлою царицей», и её вельмож и придворных дам с надменными лицами. Сразу на память приходит, что дочь Петра I при жизни была известной модницей. После неё осталось более 15 тыс. нарядов!

Однако в нарисованных художником человеческих фигурах нет и намёка на гротеск, это не марионетки и не бесплотные дамы и кавалеры, а живые люди. Они довольно естественно занимают место в процессии и гармонично вписываются в архитектурный пейзаж. Более того, они составляют единое целое с ансамблем царскосельского дворца с его беломраморными колоннами, статуями, лепными украшениями и декоративными балкончиками.

Лансере сумел довольно тонко передать атмосферу северного города и сделал так, что фигуры людей и здания будто бы залиты холодным светом тусклого петербургского дня…

О дочери Петра

С детства маленькая Елизавета отличалась особенной красотой, и ей прочили брак с французским королём Людовиком XV.

Однако венценосной свадьбе сильно помешал тот факт, что цесаревна родилась до официального брака родителей. Последнее сильно смущало династию Бурбонов. Впрочем, надо полагать, сама Елизавета этим фактом не была огорчена.

Следует сказать, что она никогда ничем особенно не огорчалась. К чему? Ведь вокруг так много всего интересного! Особо отмечу, к наукам цесаревна не стремилась. Она никогда не читала, всё время проводила на охоте, обожала верховую езду и катание на лодке и постоянно заботилась о своей красоте. Биограф Казимир Валишевский так напишет о ней:

«Беспорядочная, причудливая, не имеющая определённого времени ни для сна, ни для еды, ненавидящая всякое серьёзное занятие, чрезвычайно фамильярная и вслед затем гневающаяся за какой-нибудь пустяк, ругающая иногда придворных самыми скверными словами, но, обыкновенно, очень любезная и широко гостеприимная».

Французам повезло…

Вот что о ней написал историк Александр Вейдемейер «…Она была большого роста и полна; имела приятное лицо с весьма выразительными чертами; стан её был величествен; обращение ласковое и приятное; вид откровенный и открытый… Она владела в высшей степени искусством нравиться и привлекать к себе. Когда же предубеждена была наговорами против кого-нибудь, то вид её становился гордым, презрительным и весьма тягостным для того, кто был предметом оного».