Николай Наседкин - Улыбки и усмешки

Главное произведение Захарьина, длиннющая повесть «Арфаксад», сегодня не интересует даже специалистов-филологов, а вот фраза-характеристика о Захарьине в «Записках» Державина дошла до наших дней: «…он несколько недель с приятелями своими не сходил с кабака, ибо также любил куликать». Так расправлялся Пётр Захарьин с первыми гонорарами.

С тех пор по примеру праотца тамбовской литературы большинство (если не все!) тамбовские писатели считают своим долгом с каждого гонорара неделями «не сходить с кабака» и от души куликать…

Чтобы хоть как-то остаться в истории российской словесности!

О самом Гавриле Романыче Державине ходит такая байка.

Как известно, против его благородных и честных нововведений на посту тамбовского наместника всячески боролись местные чиновники-казнокрады и купцы-хапуги. Врагов у поэта хватало.

И вот как-то на улице в присутствии толпы один из местных богатеев-самодуров взялся бранить и поносить Державина. Гаврила Романыч спокойно выслушал хмельного помещика, глядя на его лысину (тот взопрел от возбуждения и даже парик снял), а затем сказал:

– Над тобой смеяться я не стану. А вот волосы твои похвалю: они правильно поступили, сбежав с такой глупой головы!

Тамбовский поэт и журналист Г. (ныне покойный) славился своими приколами, совершёнными в хорошем подшофе. Однажды, к примеру, он после изрядного застолья ехал в троллейбусе домой. Народу, несмотря на поздний час, хватало – возникло естественное желание пообщаться.

– Товарищи, а погодка-то?

Все молчат, отворачиваются.

– А луна-то какая – красотища! – не унимается Г.

Ему опять никто не отвечает.

– Ну, раз никого нет, – расстёгивает он ширинку, – тогда я отолью…

А вот с известным тамбовским поэтом Аркадием М. сама жизнь-злодейка постоянно творит приколы. Дело в том, что Аркадия чрезмерно возлюбила наша доблестная милиция: стоит поэту выпить чуток – обязательно привяжется. Дело доходит иной раз в прямом смысле слова до анекдотов.

Не так давно, к примеру, его опубликовали в Москве в коллективном сборнике. Собрался Аркадий в первопрестольную за гонорарием. Только в вагон сел, тут же достал припасённую бутылочку и вознамерился на радостях клюкнуть. Откуда ни возьмись – два сержанта: пожурили, бутылку отобрали, протокол составили и штрафанули.

В столице Аркадий гонорар (и довольно приличный по нашим временам) получил, в ресторане Дома литераторов его обмыл и к Павелецкому вокзалу, как и положено поэту, на тачке подкатил. Билет купил, а до поезда еще часа четыре, и пива хочется. Взял наш Аркадий пару «Жигулёвского», устроился скромно на ступенечках и попивать-смаковать принялся. А патрульным, опять же двум сержантам, возьми это и не понравься: ведь Аркадий развалился в позе отдыхающего Нерона со своими двумя бутылками аккурат перед главным парадным входом в вокзал. Ему же на людях хотелось пивка попить!

Доставили тамбовского пиита в дежурку, подержали час в клетке-загородке вместе с проститутками и наркоманами, оштрафовали и выпустили.

Идёт Аркадий по улице Кожевнической обратно к Павелецкому, ругается, конечно, от души и вслух, а навстречу новый патруль:

– Пройдёмте, гражданин!

– Помилуйте, – взмолился бедный Аркадий, – да я от вас только!..

Ничего не хотят слушать «менты поганые»: скрутили поэта и доставили по назначению. Протокол составили. Оштрафовали.

Опять плетётся Аркадий к родимому вокзалу, чуть не плачет. Дабы успокоиться, свернул к ближайшему ларёчку-комку, принял кой-чего на грудь и пивка сверху добавил. Присмотрел и укромное местечко неподалёку, чтобы прежнее пивко отцедить…

И пристроиться толком не успел, как его опять хватают, опять пытаются руки ему выкручивать, куда-то тащить хотят… Мать честная, да сколько ж этих патрулей в Москве-матушке!? И опять Аркадию М. пришлось уплачивать штраф – благо гонорарные деньги ещё не все иссякли…

Ну уж на этот раз он к вокзалу взялся вдоль стен и заборов пробираться, совсем молча и поминутно крестясь. До отхода поезда оставалось полчаса. Аркадий уже на перрон выруливал, уже родимый 31-й скорый узрел, как вдруг увидел впереди двух людей в милицейской форме. Они направлялись прямо к нему, к Аркадию…

И нервы поэта не выдержали: он завизжал нечеловеческим голосом, выхватил остатние деньги из кармана и бросился к ментам сам: