– Не довод: это любого бы впечатлило, – буркнул Жора.
– Хорошо: идём дальше. Значение этой загогулины Вам объяснять не надо: это – знак умножения.
Соглашаясь, Жора кивнул головой – и вынырнул взглядом исподлобья.
– А что означают эти цифры – двойка и пятёрка?
– А это – «двадцать пять», друг мой…
Лесь Богданыч выразительно поработал бровями.
– …процентов.
– Процентов?!
Жора так и замер с открытым ртом: он понял всё. Или почти всё. С трудом ему удалось «отработать» челюстями назад.
– Вы хотите сказать, что Леопольдыч сделал это, потому что… ну, что всё это – от сравнения пяти процентов и двадцати пяти?!
Федулов не стал уводить взгляд в сторону.
– Не буду Вас разубеждать, Жорочка. Не буду и не хочу. Да и нет в этом необходимости: Вы всё правильно оценили и расставили по местам.
– Но почему – двадцати пяти? Откуда эта цифра?
– От закона, – улыбнулся Федулов. – Уже тогда, в Киеве, по лицу Пинского я понял, что пятью процентами он не удовлетворится. Я нисколько не сомневаюсь в том, что сразу же после нашего ухода он позвонил своему другу в ГПУ и сообщил ему о том, что на подходе – огромные ценности. И ценности эти существуют в виде клада, за обнаружение которого ему по закону полагается двадцать пять процентов их стоимости! Вот Вам – двадцать пять процентов! Вы представляете, Жора: пять процентов – и двадцать пять! Есть разница?
Юноша удручённо вздохнул.
– Вот именно! – тактично обошёлся без назидания Лесь Богданыч: молодёжь – ещё научится! – Словом, дрогнула мелкая душонка Вашего приятеля. Я убеждён в том, что в путь вместе с нами он отправлялся, уже заручившись согласием ГПУ на получение двадцати пяти процентов! Он не возразил бы и все сто захапать – да без помощи дружка ему было не обойтись! Но и двадцать пять – это двадцать пять! И я совсем не исключаю того, что свои проценты он получил бы «в натуре»: при наличии «таких связей» сделать это – не проблема. Просто клад ещё до описи уменьшился бы на эти двадцать пять процентов – а всё «полагающееся ему по закону» Пинский, как честный советский гражданин, «пожертвовал» бы на нужды мировой революции. Ну, или ещё на что-нибудь в этом духе.
Подавленный несокрушимой логикой компаньона, Жора печально покачал головой. В процессе развенчания друга он только и занимался тем, что вздыхал, мрачнел и сокрушался. И не только – по молодости и неопытности. Вероятно, потому что только так и надо расставаться с иллюзиями.
– А зачем же, в таком случае, Вы приняли его услуги?
– А как бы я попал в погранзону? У меня таких знакомых нет!
И потом, есть такая поговорка: предостережён – значит, вооружён! Я «расколол» нашего «друга – и мог теперь спокойно действовать по своему плану. Главное заключалось в том, чтобы не дать ему понять, хотя бы ненароком, что я его давно уже «раскусил»… Ну, а бумажку эту я стянул у него, когда мы остановились на отдых у какой-то речки. Помните, он ещё предложил искупаться, так как пот с него катился уже не градом, а ручьём?
Впервые за время разговора Жора усмехнулся и покачал головой уже в ином контексте.
– Никогда бы на Вас не подумал… Значит, когда я отдыхал, Вы работали? А что навело Вас на эту мысль? Ну, проверить его карманы?
– Наблюдательность, – улыбнулся Федулов. – Я увидел, что он что-то царапает на бумажке – ну, и решил полюбопытствовать: прежде я не замечал у Пинского склонности к эпистолярному жанру. Думаю, Вы не станете упрекать меня в неблагородном поступке?
Юноша усмехнулся.
– У меня много недостатков, Лесь Богданыч, но в их числе никогда не значилась чёрная неблагодарность…
Федулов мягко положил свою ладонь поверх Жориной.
– Я рад, что не ошибся в Вас. Ну, так вот… Прочитал я эту бумажку, и подумал: «Не такой ты, оказывается, умный человек, каким хочешь себя выставить. Другой-то давно избавился бы от этого компромата». А он сохранил! Может, по забывчивости: сунул в карман – и забыл. А может, и намеренно: глянет на цифры – и словно елей по сердцу растекается… Ну, и…
– А если бы Вы не нашли этой бумажки? Что тогда?
Федулов равнодушно пожал плечами.
– А ничего! Это ведь только подтверждало мои предположения. В любом случае, всё открылось бы на месте. «Ложный аэродром» для того и создавался, чтобы обмануть противника, заставить его раскрыться и дать мне время сориентироваться в обстановке. Проще говоря, попытаться «дать дёру»! Ну, или хотя бы интеллигентно «отмазаться»!
Лесь Богданыч перевёл взгляд на часы, потом и на солнце – и покачал головой.
Читать дальше