– Жаль…
Кажется, доводы подруги впечатлили юношу.
– Тогда нам не остаётся ничего другого, как сосредоточиться на варианте Лесь Богданыча.
– А у тебя есть возможности для его разработки? – даже не усмехнулась Аксинья. Но усмешка не остался невостребованной: вместо Спиральской это сделал Жора – но уже не в отрицательном, а в положительном контексте.
– Вы, дорогая Аксинья Андревна, забыли такого незаменимого во всех отношения человека, как Аркадий Леопольдыч Пинский – или просто Леопольдыч, как он просил называть с себя в момент нашего с ним «тёплого» расставания!
Жора усмехнулся: должно быть, вспомнил количество «градусов», изничтоженных для образования этой «теплоты». Аксинья тут же оживилась: намёк был понят.
– Ну, ну!
– Я не знаю, чем сейчас занимается мой друг – но это и не суть важно. Я убеждён в главном: все его качества, незаменимые для такого дела, остались при нём. Пройдоху ведь не заставишь жить по правилам филистёров! В плане нашего к нему интереса…
– Да-да: именно в этом плане! – не выдержала Аксинья.
– … у него наверняка есть люди, связанные с доступом в погранзону… И угораздило же нашего Монте-Кристо устроить тайник в таком месте! Хотя… не исключено, что он сделал это намеренно: мало ли, что? Во всяком случае, Лесь Богданыч не производит впечатления простачка, который засунул чемоданы в медвежью берлогу от растерянности.
– Пожалуй… – задумалась Аксинья, но только на мгновение: настоящее с будущим интересовали её сейчас больше прошлого. – Ну-ну, дальше?
– Дальше? Я убеждён, что Леопольдыч не брезгует контрабандой: сейчас – золотое время для таких, как он. А, там, где есть контрабанда, есть и каналы её проникновения. И тут, дорогая Ксеня, самое время вспомнить Господа нашего, Иисуса Христа: «Где двое или трое собрались во имя мое – там и я с ними».
– Богохульствуешь! – шутливо погрозила пальцем Аксинья. – А почему ты так уверен в Аркадии?
Явно полагая вопрос лишним, Жора даже не стал тратиться на мимику: ограничился лаконичной усмешкой.
– Ну, не может быть, чтобы такой человек довольствовался окладом ничтожного счетовода! А насчёт возможностей… Один только факт: даже в условиях киевской неразберихи, когда трудно было понять, где фронт, а где тыл, он легко «перебросил» меня по своим каналам на «ту сторону»! И каналы эти были явно не шпионские. А такие каналы не имеют привычки исчезать!
Было похоже, что доводы Жоры не пропали втуне: Спиральская задумалась. Определённо она не приняла слова любовника за плод юношеской экзальтации.
– Ну, если это действительно так, тогда надо предложить тебя Федулову в качестве спутника и запросить с него не меньше двадцати пяти процентов от стоимости клада!
– И как тебе видится делёж этих процентов? – напрягся Жора, даже не пытаясь изображать безразличие.
Аксинья широко улыбнулась.
– Не бойся: не обижу!
Юноша отреагировал моментально. И ухмылка его была откровенно наглой: от былой галантности не осталось и следа.
– «Не бойся – не обижу» – это не ответ, дорогая! Так выражаются как раз те, которые потом и обижают доверчивых подельников!
Лицо Спиральской напрасно пыталось налиться краской: Жора уже стоял подле «с отбеливателем».
– Только не надо вставать в позу «оскорблённого благородства», дорогая! Да и не тебе это делать! Я же не изображаю из себя Дон Кихота! И потом: с чего это ты заговорила в первом лице? «Не бойся – не обижу!» Как будто это – твои деньги! Нет, милая, это – наши деньги! Наши общие: твои, мои и Леопольдыча, ибо каждый участвует в их добывании! Без участия какой-либо из сторон операция становится бессмысленной! А ты говоришь: «не обижу»! Больше скромности, дорогая! И больше трезвомыслия!
Вот так, беспардонно, лицо Спиральской было возвращено в рамки и к исходной цветовой гамме. Выслушав назидательную тираду возлюбленного, Аксинья хмыкнула и покачала головой, словно не веря тому, что она действительно слышала это.
– Да уж… Научила я тебя трезвомыслию – на свою голову…
– Ты «научила»… – иронично скривил губы Жора. – Жизнь научила, Ксенюшка! Жизнь – змея подколодная!.. Но – хватит лирики… Вернёмся к нашим баранам. Когда у тебя встреча с ювелиром?
Аксинья нахмурилась так, как будто «сдавала» своего человека.
– Послезавтра.
– Где?
– Здесь же, в полдень.
– Будем ждать, – философски заключил юноша…
– Я не рано?
Лесь Богданыч щёлкнул крышкой часов: вопросительный знак в конце его текста пришёлся как раз на тот момент, когда секундная стрелка отметила цифру «двенадцать».
Читать дальше