Максим Бухтеев - Телевизионные сказки

Когда Семёнов собрал очередной сюжет, он решил испортить коллегам праздник.

Ворвавшись, как ангел мести, в общую комнату, он, среди прочего, обнаружил там Пашку, который безмятежно курил, развалившись в кожаном кресле шефа.

– Пашка, чтоб тебя… Где финальные титры?! – Семёнов был страшен в гневе.

– А я откуда знаю, что там писать, – чтобы подчеркнуть абсурдность вопроса, Пашка лениво откатился на офисном стуле в другой конец комнаты.

– А кто должен знать! Вон, у Юльки спроси! – Семёнов решил по высшему разряду закатить сцену ревности.

– Ой! – испуганно пискнула Юля, – А я уже эти титры давно удалила из компьютера.

Семёнов поперхнулся и закашлял:

– Зачем ты их удалила? Ты же выпускающий редактор! Они только у тебя есть!

– Я думала, что они не нужны.

– А почему ты так думала!? У нас что – передача без титров теперь идёт?

От нехороших предчувствий, Семёнова захлестнуло отчаяние. Но что было хорошо в работе Семёнова, так это то, что все его нехорошие предчувствия сбывались сразу, не оставляя времени для душевных терзаний.

– Ну, так у тебя же самого есть старая версия! – сладко потянулся в кресле Пашка, – Я всё равно ничего сделать не смогу, а тебе только переписать текст, подправить цвет, выровнять шрифт, изменить время и пересчитать эффект.

– А почему это ТЫ сделать не можешь? – уже зная ответ, тупо спросил Семёнов.

– А я тоже всё стёр уже. Это всё равно не для дизайнера дело. Никакого творчества. У меня в компе места мало, а это только зря лежит.

– Зря? Ну да, конечно, зря… – пытался иронизировать Семёнов. Но его уже никто не слушал. На Пашкином празднике жизни он был лишним.

– Юленька, – стараясь впрыснуть в общее веселье яда погуще, прошипел Семёнов, – Пойдём, подиктуешь мне что писать.

Редактор нехотя размяла ягодицы, которые свело от сидения на офисном стуле в позе «светская дама готова выпить ещё мартини». Ей не хотелось идти с Семёновым, но деваться было некуда, ведь он использовал своё священное право эфирной ночи.

Дизайн штука хитрая. Хороший дизайн, вообще, часто незаметен, настолько он хорош. То же самое и с дизайнерами.

Хотя Пашка ещё трижды забегал в монтажку Семёнова, сам Семёнов затруднился бы ответить о смысле этих перемещений.

Скорее всего, тут сказалось состояние Редактора, которую Семёнов из принципа не выпускал из монтажной. Юля сомлела от мартини и жары. В монтажной не было кондиционера, поэтому она развалилась в кресле, расстегнув блузку и положив ноги в модных брюках на стол. Высоко задранные ноги не слишком помогали переносить жару, но в комплекте с розовым бюстгальтером, выглядывающим из-под блузки, они помогали переносить скуку. К тому же, это зрелище привлекало в монтажную широкие массы трудящихся, придумывающих для визита самые идиотские поводы.

Первое время Семенова всё это забавляло, но когда время перевалило за полночь, эротические фантазии Семёнова приобрели нездоровый характер. В них самую активную роль стал играть начальник Семёнова – генеральный продюсер Палыч. Скоро надо было сдавать кассеты в эфирную аппаратную, а работы было ещё полно.

– Юль, ты бы хоть кассету с сюжетом про стрижку пуделей поискала… – безнадёжно промямлил он.

– А что я-то? – томно потянулась в кресле Юля.

Тут в монтажную снова ввалился Пашка и она оживилась:

– Пашк, так что ты там рассказывал про Ленку, чучело медведя и трусы? Мы с Ромкой тогда раньше из клуба ушли и всё пропустили.

Тут Семёнов взорвался:

– Сюжет про пуделей! Срочно! Иначе – эфира не будет! Я звоню Палычу и умываю руки!

Юля с Пашкой пулей выбежали из монтажной.

Минут десять Семёнов наслаждался триумфом, следя за их хаотичными перемещениями по офису. Кассета всё не находилась и Пашка выдохся первым. Сначала он, как игрушечная машинка на батарейках, уткнулся в стенку и так стоял некоторое время. Потом он сполз вниз и на полусогнутых ногах выскользнул из помещения, так, что Юля не заметила его исчезновения.

Юлиного усердия, ответственности и профессионализма хватило ещё минут на десять, но затем сдалась и она. Она робко заглянула в монтажку к Семёнову, предложив в знак признания поражения символ мира – еду:

– Лёшь, а ты печенья хочешь? А то тут осталось ещё…

.

– Что, нет кассеты? – Семёнов проявил благородство и не стал опускаться до глумления, хотя и принял положенную компенсацию.

– Мы искали, искали…. А что же теперь делать-то, Лёшь?

– Ничего не делать. Она, наверное, в том ящике за креслом. Там весь мусор, на который бумажки не оформлены, валяется. Кассета-то, небось, не подписана, да?