Валерий Капленко - А я тоже с Урала! Шутки, местами очень серьёзные

Словно камешек в кармане —
под ресницей городок.
Это поезд на стоп-кране
ловит воздуха глоток.
– — – — – —
Отощала в полёте земля
и вошла в ячею роговицы.
Юрий Казарин, из книги «Поле зрения»

Позвонили в десятом часу,
Через трубку внушали всё это:
Что поездка на самом носу,
Ни в едином глазу – ни билета.

Перемёрз милицейский патруль,
Но отметил моё появленье.
И, клубясь на спиральном ветру,
Пересек я его поле зренья.

Эта очередь мне не предел,
Ей мои аргументы – в печёнке,
Я гудком запредельным гудел —
И она оказалась в сторонке.

У кассира я выжал слезу…
Но заметит прищуренный критик
У меня только шпалу в глазу,
А в своём – паровоза не видит.

Машину, сверкавшую лаком,
он бросил по злакам…
…Искали напрасно…
И птица, названия коей
никто и не ведал,
Метнулась со свистом
и скрылась
с испуганным писком.
В. Мясников
Я – птица, название коей
оставьте в покое.
Такое
слыхала от деда – никто и не ведал!
Как жили на свете Ванюша с сестрёнкой
Алёнкой.
С пелёнок
Иванушка помнил проказы сестрёнки:
Как била его по рукам,
за конфеты корила,
Дарила
ему тумака,
и на ужин грядущий
Дирала за уши, и пуще,
чем кочет,
орала.
И хочет
Иванушка скрыться,
а попросту – смыться,
Забыться,
идёт он в дубовую рощу,
под дубом попроще
Садится
и думает грустно: «Ну что я за птица!»
И видит: из рощи,
естественной шерстью обросший,
Выходит
неведомый ослик,
и к Ване подходит,
И возле
становится кротко,
и гривкой короткой
Кивает,
и по-человечески речь начинает:
«Привет тебе, братец
Иванушка! Катятся годы,
Невзгоды неся.
Я ведь бpaт твой, по имени Васька.
Не маска
на мне, но обличье
земного величья:
Не бьёт меня нынче сестрёнка,
дурёха
Алёнка.
Неплохо
тебе то же самое сделать:
нагнуться – и смело
Напиться
воды дождевой из любого копытца.
Скорее! Ты слышишь? —
зовёт тебя где-то Алёнка.
Вот, видишь следы?»
– «Но телёнком
я стать не желаю.
Не то ведь поймают,
забьют меня, Ваньку, на мясо…
Вон козье копытце. О Вася!
Я буду с тобою!»
И чудо такое
свершалось
при том водопое:
Слезала одежда,
и шерсть обнажалась,
и нежно
Она щекотала
ещё непривычную кожу;
Чумазая рожа
в мордашку с зачатками рожек
Пере-ображалась.

Алёнка бежала,
кричала: «Иванушка, где ты?
Уж я за конфеты
тебя колошматить не стану
И лопать сметану
позволю, когда ты захочешь…»
Но почесть
была запоздалой:
Алёнка узнала
Те драные лапти, что прежде на братике были…
Следы уходили
сквозь рощу,
росою искрились,
Объедки травинок топорща,
где ранней порою
Неведомый ослик
с неведомым козликом
скрылись,
Навеки пропали в пути своём склизком
и мглистом…
Рыдала Алёнка с отчаянным писком и визгом.

…а сегодня – чтоб ты сдохла!!!
Дмитрий Рябоконь
Ох, душа у поэтов, у нас, непростая!
Всё молчу, да терплю, да вдруг как прикажу:
«Чтоб сегодня же сдохла!» – А то ведь, не знаю,
Может, завтра ещё и пожить разрешу.

В саду мой рай, а здесь – мой скромный ад.
Вот тут горю я вечером и утром,
А здесь меня пытают поминутно,
Как будто что-то выпытать хотят.

А там, повыше, вделаны крючки,
Затем чтоб душу вынимать из тела,
А чтоб душа совсем не улетела,
Покрепче заготовлены силки.

Так я живу, не требуя наград,
Владея адом и немного раем.
Войдите, не боясь, в мой дом и сад,
И я над вашей мукой зарыдаю.

Я просто Пушкин
Аркадий Застырец
Жаль, в школе вы меня не проходили.
Вы думали, что я простой жонглёр,
По ком роняет слюни крокодильи
Банальный волк у бранденбургских нор?