Александр Скляр - Закон всего

«Глупа малявка от своей разумности, – доложил он шахматистам, – жизни не видит из-за книжной пыли».

* * *

– …И хитра же нечисть, на что подбивает. Известно изначально, что ломать и разрушать, куда проще, чем создавать – об этом каждый пройдоха политик знает, и дипломат, и адвокат, и рабочий с кувалдой. Не купишь меня на этот вздор. Складно льешь воду на огненную мельницу раздора. Если помнить, пару тысяч лет назад я зарекся общаться с тобой. Не думал, что вновь посмеешь объявиться… – Господь блеснул очами, сдвинув брови.

Мефистофель призадумался, но не отступил:

– Я никуда не исчезал, был всюду возле твоих деяний… Прими на милость полезное предложение в правилах игры: имеешь право накладывать табу на мои действия, при получении которого тут же отменяю решение и возвращаю всё в исходное положение, как было и даже лучше…

– Твоя пропозиция ясна. Но где это видано, чтобы творец с нечистью общие дела обговаривал – не бывать тому!

– Эка, постой, Вседержитель! – встрепенулся соискатель. – А как же проповедуемые ценности общежития? Мир, труд, май… эксперимент? Разве не мы с тобой несем все трудности мироустройства: ты учишь, строишь, создаешь, устраиваешь среду обитания. Я же иногда корректирую упущения по своему разумению, вношу дополнения, испытываю твой эксперимент на прочность – часто не воспринимаемые народонаселением, но благие для миропорядка. Что в том плохого? Истину найти непросто – лежит она заваленная пластами непонимания, и не вякает, а её все ищут – язык через плечо… Только нам, прости, – тебе, она подвластна.

– Хоть слова слышу гнусные, но некая правда в них есть. Ответь, какой смысл в игре, если и так всё движется к развитию и совершенству, и я тому порука? К чему дополнительные препятствия городить; в чем смысл закавыки, и о каком результате мыслишь?

– Результат, Вседержитель, в этом случае отходит на второй план, так как итог будет все тот же: получится хорошо – тебя будут хвалить и благодарить. А выйдет плохо, – ринутся меня клясть, ругать и гнать к монахам на распятие.

Господь поднял посох и молвил:

– Мне с тобой толковать и договоры заключать не пристало. Но так и быть, если сердечно молишь, пойду навстречу просящему, невзирая на наложенное проклятие, – направлю к тебе монаха-посланца Гавриила, – пусть влияние окажет. С ним и разговор впредь веди. Заодно проверим устойчивость веры у людей и качество их души. Но помни, если что несуразное вытворишь, – наложу такое вето, что в своей вотчине перевернешься, и отправлю в черную дыру на епитимию.

– Бывали, бывали… – произнес Мефистофель посмеиваясь.

– Видишь, какой ты гнус, – даже черная дыра не берет: пожует-пожует и выплевывает. Но лишний раз покрутиться в ней полезно будет для острастки. Хитер, дьявол, ух, хитер! Ведь, прекрасно знаешь, что озвученное тобой происходит с зарождения жизни на Земле, без всяких договоров, – волею законов мироздания. Твое предложение рассматриваю, как коварное желание наладить совместное взаимодействие. А это не возможно: у нас, у каждого, свое космическое предназначение. Ох, бестия! Хочешь попробовать дружбу свести, и под этой эгидой творить свои дела безнаказанно? Ступай к монаху Гавриилу, ему всякую ересь и плети, а мне уж полно – всё зрю заблаговременно и наперед. Ублажишь его деяниями – покаяние кое в чём и выпросишь. Да только это-то и не возможно. А пообщаться – пообщайся, возможно, какие-нибудь грехи и отпустятся, и если чудо снизойдет – в полезное дело окунешься, если уж в мире тебе место забронировано.

И спустилось затмение на Землю, чтобы очистить её от ложного блеска мишуры…

* * *

Усадил Лека Иришу на раму велосипеда в знак большой любви и почитания, и неспешно тронул педали. На раму он благодушно постелил свою кепку, чтобы смягчить

милой опорную точку соприкосновения с металлической частью рамы велосипеда не предназначенной для сидения. Он жарко дышал ей в шею. Она нежно гладила его ляжку, участвующую в работе по вращению педалей.

В голове вертелась навязчивая мысль, высказанная неизвестным умником: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти». Хотелось оспорить…

Велосипед медленно ехал своей дорогой. День никуда не спешил, и Лека с Иришей тоже. Дела валялись брошенными вследствие торжества любви. Жертва всегда винит победителя. Следом за ними на некой дистанции волочились вызволенные из машины, попавшей в аварию, члены семьи. Они желали завершения путешествия, но передвигались едва-едва, с удовольствием мечтая, чтобы их подвезли, хотя бы на раме велосипеда. Мечты-мечты… Вечно ослепляют самообманом, водят за нос, но сбываться не торопятся. А если и сбудутся, то тут же начинают одолевать сомнения, того ли хотелось на самом деле и не стало ли хуже.