Виктор Кукушкин - Идеалисты

Когда распахнулась дверь в сторожку, братья Рвоткины разливали очередную порцию "бормотухи". Завидев Варвару Петровну, они медленно приподнялись, один из них, не желая делиться "бормотухой", загородил ту своим телом.

В глазах Вареньки сверкнули те же искры, что и во время разговора с Семёном Петровичем, но читались они теперь так, словно вспыхнуло в душе тайное желание, которое невозможно залить уже ни робким бормотанием, ни даже "бормотухой".

Где-то приблизительно в это же время, в тот же день, возможно даже в ту же самую минуту, вышел Указ, предписывающий всех людей, занимающихся творчеством, переселить в хорошие жилищные условия, чтобы те могли воспевать существующую действительность, не стесняясь этого. Но, или на всех не хватило хороших жилищных условий, или посчитали, что наш герой недостаточно занимается творчеством, или еще что, но только поселили Максима Девочкина для начала в коммуналку.

Разложив вещи, подставив таз под капающую с потолка воду, Максим Девочкин сел огорчаться. И тут в руки ему попалась газета, которую по своей забывчивости, во время осмотра комнаты, прежде чем вселить сюда героя, оставил автор. А в газете – строка: "Каждой семье отдельную квартиру к 2000 году" – Максим Девочкин застонал и чуть не потерял сознание. Потом схватился за голову, потом успокоился. И даже обрадовался. Он вспомнил, что истинный художник должен страдать. А поскольку он художник истинный, то ему, как, впрочем, и автору, успевшему уже к этому времени умыкнуть газету, не нужна квартира.

Привыкая к новому предмету своего страдания, Максим Девочкин проголодался (перейдем от лирического вступления к физическим действиям) и отправился на кухню в надежде сготовить суп.

На кухне висело пять лампочек, включавшихся отдельно из каждой комнаты. Хозяйки, с первого мгновения отнесшиеся к новому жителю враждебно, вышли по отдельности каждая из кухни, выключив каждая свою лампочку. Раздался настолько нечеловеческий крик, что очертания трагически согнутого тела засветились в темноте от напряжения.

На следующий день Максим Девочкин вышел на кухню со свечкой. Пронеся ее так, словно вокруг совершенно темно, он поставил свечу у плиты. Пламя колыхнулось и расцвело вместе с улыбкой Максима Девочкина. Он бы так и наслаждался этой своей находкой, если бы не почувствовал на себе пристальный взгляд окружающих. А, как любая артистическая натура, он всегда, когда чувствовал на себе пристальный взгляд окружающих, хотел страдать. Он на мгновение задержал взгляд на свече, давшей еще одну блистательную мысль, потом с безысходностью и трагизмом, но, как подобает в подобные минуты, без колебаний, вышел из кухни, оставив дверь открытой.

Чердак являл собой ярмарку тщеславий. Старые кастрюли, тазы, банки, корыта в огромном количестве заполняли пространство, соревнуясь друг с другом в собирании капель. "Кап, кап…" Как?! Капельки, всегда настолько впечатлительные, что полностью отражают в себе окружающий мир, падали в первую попавшуюся посуду.

Несколько мгновений потребовалось, чтобы освоиться в полумраке, и Максим Девочкин двинулся к бельевой верёвке. Он уже принялся отвязывать верёвку и, наверное бы даже отвязал, если б не… Она стояла у единственного окна на чердаке, там, где светило солнце, плавилось небо, и летали голуби! Теперь уже Максим Девочкин ничего не играл. Он просто обо всем забыл. И пусть это длилось мгновение, мгновение это было великим!

Почувствовав на себе взгляд, она повернулась. О, как ей шел голубой небесный цвет! На глазах её блестели слезы. Она сделала шаг к окну, и Максим Девочкин бросился в её сторону.

Девушка была из "бывших», поэтому у неё не было будущего. Она это знала, знала, что сейчас её место на свалке истории, знала так же и то, что бывает с людьми, оказывающими поддержку таким как она. Поэтому поддержку таким никто сейчас и не оказывал. Но она не знала Максима Девочкина! Не знала, что он, в отличие от Семёна Петровича, поступает решительно и вопреки всякому общественному мнению, не знала… впрочем, сколько она еще не знала. И потому девушка уже сидит в комнате своего спасителя и, жадно жуя кусок хлеба, слушает его речь.

– Жизнь, Машенька, – это разрушение и создание красоты, разрушение одной и создание другой, – говорит Максим Девочкин. – Каждую вещь, Машенька, нужно уметь взять, то есть открыть. И даже себя нужно уметь открыть. Иные проживут всю жизнь, так и не узнав, кто они на самом деле. Нужно очень внимательно прислушаться к голосу собственного сердца и, если необходимо, даже через что-то переступить. Вы меня понимаете?