Через некоторое время Боб сидит у себя перед монитором. Он одет в рубашку с галстуком и тесные трусы. В руке под столом шоколадная конфета. Босые ноги шлепают по полу. На экране – очередная студия, Боб дает экспертное заключение.
– Очевидно ясно, что ужесточение налогового режима приведет к увеличению бюджетных поступлений. А это в свою очередь будет способствовать выполнению государством своих социальных обязательств. Это – пенсии, зарплаты…. Дороги! А в части прогрессивного налогообложения….
– Извините! Я вас перебью, простите – перебивает его приторно интеллигентный ведущий. – Мы в данном эфире говорим не о самих платежах, не о принципах налоговой системы (сварливый голос из студии: «Азбучные истины нам тут рассказывает!») . Мы говорим о реакции общественности на этот законопроект. Вопрос, может ли гражданское общество каким-либо образом повлиять на принятие властных решений.
– Знаете, – тянет Боб. – По моему убеждению, гражданское общество это прежде всего ответственность. Демократия – скажу азбучную истину – не только права, но и обязанности. И всё это у нас есть! А происходящий в социальных сетях этот шум создается в большей степени некоторыми не вполне сознательными лицами, пытающимися создать себе на теме повышения налогов некоторый политический капитал. И не только политический! В наше время капиталом становится уже и медийность, узнаваемость. Так и этот известный герой пошумит, засветится, создаст себе образ. А потом поедет по регионам платные лекции давать. А общество – я уверен – относится к мерам, принимаемым государством разумно и адекватно, осознавая ту ответственность, которую несет государство. А государство тоже… оно осознает.
– То есть вы считаете, что никакой проблемы нет? – ведущий, еле обозначает вопросительную интонацию.
– Если считать проблемой наличие недовольных, то… Но недовольные всегда будут. Вы представить себе не можете сколько было недовольных переходом от мануфактурного производства к фабричному. И что? Один мой знакомый крайне недоволен существованием светофоров. Понавтыкали, говорит, везде. Так что, недовольные всегда есть, но собака лает, а караван идет ( голос из зала: «Это шестьдесят процентов против, и собаки мы?!»).
– Это было мнение нашего постоянного эксперта, – высоким голосом начал ведущий.
Боб отключает связь, с предвкушением удовольствия на лице разворачивает конфету.
Пытаясь максимально полно проиллюстрировать деятельность наблюдаемого объекта, для придания данному отчету некоего литературного флера, остановимся и на частной жизни политолога из телешоу. Конечно, проникнуть в мысли героя и понять какие чувства он испытывает к членам семьи невозможно, но из разговоров и манеры общения пытливый наблюдатель способен сделать определенные выводы.
Боб читал в интернете о борьбе с облысением, когда в коридоре послышались шаги. Он слабо крикнул, позвав сына.
На пороге появился парнишка лет пятнадцати светловолосый, симпатичный, на лице звонкое здоровье. Красочно одет в красное и синее, в руке рюкзак на вид тяжелый. Даже слишком тяжелый.
– Привет, Артур.
– Привет, пап.
– Вернулся?
– Глупо отрицать.
– Ясно, ясно. Как в школе?
– Нормально.
– М-м. Ты наркоман?
– Нет.
– Ясно, ясно, – помолчали. – Слушай, я тут случайно к тебе зашел…
– Как это?! – Артур вздернул брови. – У нас вообще-то уговор.
– Не знаю, так получилось, – Боб мнется, ему неудобно. – Накрутили меня, вроде, наркоман или еще что-то такое запрещенное. Я сам не свой зашел, чтобы убедится, что наркотики не валяются у тебя по всем углам. Бывает же родительское беспокойство, ты же должен понимать. В смысле, теоретически понимать. А раз не наркоман, то и вопросов нет. И уговор в силе, я больше ни ногой.
– Хорошо, – Артур повернулся, намереваясь уйти.
– Погоди, – остановил его Боб. – Еще вопрос. Я там книгу видел у тебя на столе. Этот самый первый трикстерский роман…. Ты увлекаешься или как, или серьезно? Я понимаю, личное, но хотя бы лаконично.
Артур зашел в комнату, поставил ранец, откашлялся.
– Отрывок из. Цитирую, – произнес для вступления и с выражением начал читать. – В позапрошлую субботу я с благодарностью принял предложение Алексея Эдгаровича провести предстоящие несколько дней в его загородном доме, не имевшем адреса, но носящим собственное имя, романтичное название, напоминающее о чувствах, мечтах и тайнах, совсем не современное, а подходящее более викторианской Англии. Мой личный интерес в этом визите составляла младшая дочь полковника Ирина – кроткая девушка с легкими плечами и изумительно красивыми изумрудными глазами. Также в том доме гостил восьмилетний внук полковника Родион, который непринужденно включил меня в свой зыбкий выдуманный мир, обозначив, видимо, как шулера и прощелыгу, или даже шпиона-нелегала; иногда он почти по-взрослому посматривал на меня с тем выражением, которое могло читаться как «Натворил же ты дел! Шуму-то!». Отец Алексея Эдгаровича – известный и востребованный некогда художник, на каком-то повороте потерявший свой талант, смирившийся с этим, но не перекрасившийся, не перековавшийся. «Деда Эдя», так называл его Родион, любивший деда эгоистичной любовью, похожей на отношение всадника к лошади, а Эдгар Петрович внимал выкрикам и фразочкам внука, время от времени доставая блокнот и записывая детскую болтовню. В ответ на мою заинтересованность Эдгар Петрович сказал: «В пору душевного смятения во всем мы ищем знаки. Искать ответы в речах ребенка – известно издревле. А можно их найти в дожде, стучащем по окну или в стучащем по сосне красноголовом дятле. Бутылочные этикетки и те годятся. А уж когда совсем невмоготу, я возьму…. С болью и волнением я беру в руки как взведенную бомбу, как хищный цветок, усыпанный шипами, как неведомую дикую ядозубую тварь, чей даже взгляд смертоносен, я беру эту книгу». Он положил книгу на стол. Это было Евангелие.
Читать дальше