Александр Палмер - Пантеон великих. – ТЫ КТО? – А ТЫ?

Худюки тоже отворачивались и потрясенные молчали. Я только видел со спины, как содрогаются плечи жены Худюка. Так она бывала растрогана!

Однажды, мы с Худюком пили пиво. С рыбой, но без картошки. У меня был выходной, и поэтому Худюк не пошел на работу. Целый день мы покупали и пили пиво, и я излагал ему свои философические мысли, пока у него в восхищении не кончились деньги.

Я думаю, что еще некоторое время и Худюки тоже начали бы икать, подавляемые моим интеллектом. Поэтому я съехал от них. С Худюком я стал видеться по случаям.

Однажды, при таком случае он подвел ко мне Шемякина. Шемякин долго и молча смотрел на меня. Я тоже молчал.

Так встретились и разошлись два гения.

Хотя некоторые считают, что один. Некоторые считают, что Шемякин не гений, а просто интересный художник. Другие же думают, что и не интересный вовсе, а есть и такие, что говорят, что не художник совсем.

Стройность изложения моих мыслей иногда поражает даже меня самого!!

Вообще, как я уже говорил, я нахожусь на вершине и всё вижу.

Я думаю, если бы я спустился вниз, я мог бы быть президентом. Но я не хочу покидать своих высот. Блеск и суета бытовой жизни чужды мне.

Мне кажется иногда, что люди в своем восхищении были бы рады целовать мне ноги, но скромность и гигиенические соображения не позволяют мне допускать этого.

Как-то в парке я расшнуровал ботинок, и мне удалось (я обладаю весьма гибким и сильным телом) поцеловать большой палец своей правой ноги. Невыразимое чувство счастья пронзило меня, и я понял, чего я лишаю людей. Но всё равно. Природная скромность и воспитание не позволяют мне делиться этим счастием. К тому же ходить в расшнурованных ботинках осенью и зимой холодно и мокро.

А я хотя и мудр, но не стар, и должен еще жить.

Артисты и музыканты тоже любят меня. В детстве ко мне две недели ходила педагог по фортепиано, и когда я через какие-то четыре занятия смог сыграть гамму соль-мажор, она однозначно заявила, что я вундеркинд и гений.

Как известно, вундеркинды редко становятся взрослыми гениями, но нет правил без исключений. Здесь я отступлю от своего правила не говорить о себе комплиментарно и для ясности изложения намекну на свою персону (всё-таки логика это мой конек).

К сожалению, родители мои не прониклись энтузиазмом педагога (а может, у них кончились деньги – это семейная тайна), и я покинул поприще музыканта. Но я до сих пор не отказываю в советах и консультациях как по музыкальному, так и по драматическому искусству.

Одна известная актерская супружеская чета часами ходила за мной по пустынному берегу моря и затаив дыхание слушала мои рассуждения о мастерстве вокала и упадке нравов.

Супружеские узы в актерской среде вещь весьма непрочная, и я теперь – O temporas, o mores! – не могу назвать их имен. Не хочу я никого ставить в неловкое положение.

Да! Такой я порядочный человек! И чуткий! Я настолько чуток, что иногда просыпаюсь по ночам и не знаю отчего. Вот насколько я чуток.

Но это большое бремя, обычным людям незачем его нести. А я вот несу!

Но мой разносторонний гений осеняет и простых людей труда.

Я очень люблю людей труда.

Часто, когда я иду по улице и вижу человека труда, я подхожу к нему и спрашиваю: «Что ты делаешь?»

К сожалению, не всегд. мой чуткий гений находит членораздельный отклик. Бывает так, что ошеломленный человек труда офигивает, садится на землю и смотрит на меня не в силах вымолвить ни слова.

Случается и непонимание. Как-то раз я спросил так однажды на улице: «Что ты делаешь?»

И получил в глаз. Тогда с присущим мне металлом в голосе я повторил: «Что ты делаешь?!»

И получил во второй глаз. Мне пришлось оставить несчастного в темноте и неведении.

С тех пор я не ношу очков.

Но у меня и здесь есть поклонники. Вот Кладбищенко. Кто-то скажет, что он зануда, а я так скажу, что он смышлен и работящ. Он всегда приходит ко мне за советом в трудные минуты или на жизненном перепутье. И я всегда подробно наставляю его. Одно время он так свыкся с моими наставлениями, что полгода ходил за мной и носил мой мобильный телефон. Он сам просил об этом. Ему это было приятно. А я разрешил. Зачем лишать человека простых радостей. Пожалуйста. Мне не жалко.

Потом он уехал в Ашхабад на два года. А когда вернулся, привез оттуда тюбетейку, жену и трех детей. Поэтому теперь, как прежде, он не может носить мой телефон, а только звонит на него и присылает рецепты излечения от ревматизма.