Вера Прокопчук - Рецепт тумана со специями

…Свеча долго горела в комнате Софи. В ночной рубашке и пеньюаре, она нервно вышагивала взад-вперед, зябко ежилась, время от времени отхлебывала бренди, наливая его себе в чайную чашку, и бормотала:

– Нет, ну бывают же совпадения!

А потом настало утро, затем полдень – и где-то в половине первого на одной из лондонских улиц из кэба выпрыгнула скромная, очень неприметно одетая девушка в дешевом капоре из черной соломки; по одежде ее можно было принять за горничную. Она шла, щурясь на яркое солнце, осматривая незнакомые места – и, наконец, она подошла к своей цели: то был дом мистера Ларкинса.

По мере того, как она подходила к дому, который, без сомнения, знавал лучшие времена, сердце ее билось все сильнее. Когда, поднявшись на невысокое крыльцо, Софи – а это была именно она – постучала в дверной молоток, сердце уже колотило в уши, грохоча как кузнечный молот, а колени подгибались, как ватные.

Дверь ей открыл почему-то сам хозяин. Из открытой двери на Софи тут же пахнуло затхлым запахом старого, давно запущенного дома.

– Добрый день, – начала говорить Софи, и озадаченно замолкла.

Лицо Ларкинса, морщинистое, как старый кошелек, почему-то было оцарапано. Он прижимал к щеке платок.

На языке у Софи так и вертелся вопрос, отчего он открывает двери сам и куда сбежала его горничная – но как истинная леди, она только спросила:

– Вы позволите мне войти?

– Прошу вас. Не смотрите так – у меня очень вредная кошка, – отвечал он, отирая кровь со щеки, и пошел впереди Софи по коридору, дабы проводить юную леди в свой кабинет.

В кабинете, старомодном и давно не знавшем ремонта, Софи уселась в кресло и прикидывала, как начать разговор. Она смотрела пристально в глаза хозяина, и в ее взгляде читался одновременно испуг и вызов: так маленький и слабый зверек, загнанный в угол, сосредотачивается, собирая силы перед атакой на кого-то более сильного и крупного.

Но не успела она открыть рот, как мистер Ларкинс начал первым.

– Вы не боитесь за свою репутацию? – вот так приходить, одной, к одинокому джентльмену, для юной леди совершенно неосмотрительно. Вас могут не понять, – заметил он не без ядовитой нотки в голосе.

Губы Софи задрожали. Голос ее тоже дрожал, звенел и срывался, когда она заговорила:

– Я пришла сюда сказать, чтобы вы оставили в покое мою маму. Вы ее взялись шантажировать, – да, она мне не рассказала подробностей, но я все равно поняла, – однако у вас ничего не выйдет. Она не заплатит вам ни одного шиллинга, – выпалила Софи и всхлипнула.

– А вы знаете, что я могу с ней сделать? – осведомился мистер Ларкинс, и его тонкие, мокрые губы искривились в отвратительной ухмылке так, что Софи стало тошно.

Бедная малютка, однако же, старалась выглядеть уверенной в себе женщиной. Она перевела дыхание, затем положила ногу на ногу, и заявила:

– Нет, не знаю. Но как любезный хозяин, вы могли бы предложить мне чашку чаю, или кофе!

– Непременно предложу, милая леди, как только ваша мама мне заплатит за этот чай. И за кофе тоже.

– У вас так плохо с деньгами, что нет даже на чай?! Но, поскольку мама не заплатит, похоже, мне кофе от вас не дождаться, – заявила Софи. – Итак?

– Что «итак»?

– Что вы имеете предъявить моей маме?

– А то, что она, когда вышла замуж за вашего папу, уже была замужем за другим мужчиной, – заявил Ларкинс, и не без удовольствия увидел, как лицо Софи вытянулось.

– Этого не может быть! Вы не смеете, – голос Софи зазвенел на высокой ноте.

– Но это правда! За двоемужество положено семь лет тюрьмы… или каторги, моя дорогая, – голос Ларкинса был сладким, как патока, – а на незаконнорожденных девицах не женятся, – ведь вы не можете считаться законнорожденной в таком случае. По крайней мере, я своему сыну этого не позволю.

Софи явно была потрясена. Она сидела, опустив голову, затем обвела блуждающим взглядом кабинет.

– Мне дурно, о Боже, – прошептала она чуть слышно.

Видимо, ей нужно было как-то себя поддержать, поэтому она, явно не понимая, что она делает, вынула из вышитой сумочки серебряную фляжку для коньяка, отвинтила крышку и, отвернувшись от Ларкинса, приложилась к горлышку.

– Прощу прощения, – добавила она, заметив, что хозяина кабинета покоробили ее манеры, – колониальные привычки, знаете ли.

– Если вы собираетесь жить в Лондоне, купите себе нюхательные соли, – посоветовал Ларкинс, – это куда приличнее для леди…

Она не ответила на его ехидное замечание. Глоток бренди, судя по всему, привел ее в чувство. Голос ее был почти тверд, когда она заговорила с вызовом: