Иван Бочарников - Год гражданской войны

– Ой, брат, тут не получился. У нас все материалы сразу в архив уходят, и мы их не распространяем, политика такая. Можно, конечно, запрос написать, но я не уверен.

– Хорошо, какой есть.

– Ладно, я уже вещи собрал, выезжаю на рейс, велели не опаздывать. Там ещё артисты какие-то едут, хер поймешь. Может, у них концерт для местного МЧС, не знаю. Я побежал.

Мы попрощались. Я решил, что позвоню этому Матвею завтра, потому что сейчас уже поздно, да и не готов я к разговорам о работе.

Глава 6: Война

Сегодня мне примерно 25, может быть, чуть меньше. Я – обычный деревенский парень, которого настигло беспощадное жерло Великой Отечественной войны. У меня даже нет имени. Согласно вводной, а я не читал весь сценарий, мою семью – жену, пятерых детей и родителей – изнасиловали бандеровцы, которые работают на Вермахт, кажется. Затем они их убили, снова надругались над телами и сожгли заживо (не уверен, что в такой последовательности). То же самое проделали и со скотиной, только потом ещё и съели. Одному мальчику из села они даже переломали ноги и руки и прибили к избе в виде свастики.

У моих друзей-партизан в семье такая же ситуация. Мы – массовка. Играем роль ушедших в лес крестьян, которые борются с карательными отрядами с Украины. Помощник режиссёра нового отечественного блокбастера «Родина помнит» объясняет мне и моим товарищам, куда бежать, когда прозвучит команда «мотор!», как двигаться, что делать.

Я мог бы быть сейчас в другом месте. Матвей предложил мне поработать на выборах «наблюдателем». Я сначала его не понял, а потом понял – мне и ещё паре парней нужно было приезжать на места встречи оппозиционеров с избирателями и устраивать провокации. Платили тысячу на нос, но я отказался, памятуя историю с англичанином. Странно, что в Москве мне предлагали только такую работу. Впору задуматься.

Тогда Матвей сказал, что его друг-продюсер снимает фильм в Подмосковье. У режиссёра там свой дом, поэтому они решили далеко не уезжать. Замечу, что слово «дом» было преуменьшением. Это была настоящая вилла или даже усадьба с домом привратника и несколькими хозяйственными постройками, а также причалом у озера, конюшней и двумя бассейнами. Хороший, видимо, режиссёр.

Я как-то работал на выборах. Мы с напарником Юрой стояли возле Канавинского рынка, раздавая листовки одной из партий. На нас были специальные жилеты, а контингент был в основном пенсионерский. Потом к нам на джипе подъехал Леонид Борисович, который устраивал нас на работу, и сказал, что вечером надо будет походить по городу, срывать плакаты других партий и кандидатов. В тот вечер мы шли вдоль дороги и сдирали плакаты, как вдруг к нам подрулила целая бригада конкурентов. Дело закончилось небольшой потасовкой, но всё могло быть хуже. С тех пор я не люблю выборы, а при виде агитационных плакатов меня передергивает.

Когда старшина крикнул «За Родину! За Сталина!», мы с ребятами ринулись в атаку и перебили бандеровцев. Насиловать их трупы мы не стали, но за близких отомстили. Правда потом я узнал, что по сюжету нас всех сослали в лагеря и расстреляли, но это уже детали. В фильме этих сцен не будет, они как бы за кадром произошли. Родина помнит.

Знал бы я тогда, что через пару недель я окажусь на реальной войне, попросил бы товарищей выстрелить мне в ногу. Мне вдруг вспомнилось моё первое задержание. Я тогда работал в «бригаде свинчивания» – мы с товарищами помогали демонтировать ненужные конструкции или устанавливали нужные. Самый дикий случай у нас был, когда после выборов нас вызвали свинтить фонарь на детской площадке.

Дело было так: перед выборами один депутат установил на детской площадке красивый фонарь в ретро-стиле с несколькими лампами. Открывали фонарь тоже красиво – с журналистами, с местными мамашками, которые были рады новому освещёнию, потому что теперь здесь будет лучше гулять. А вот после выборов выяснилось, что разрешения на установку фонаря нет, а свет к нему подведен и вовсе незаконно. Чтобы убрать фонарь, вызвали меня и ещё двух парней.

Это было ужасно. Когда мы подъехали и начали убирать фонарь, на нас напали те самые мамашки, проклинали нас, чуть до рукоприкладства не дошло. Одна даже снимала нас на телефон, так что мне пришлось закрываться от нее руками. Теперь там нет фонаря, а я до сих пор вспоминаю этих несчастных женщин, которых обмануло государство. Я даже толком не помню, выбрали того депутата или нет.

А в «бригаде свинчивания» я оказался после того, как открыл свое дело – я предлагал компаниями портить рекламные щиты конкурентов. Но моей главной услугой была работа с вращающимися щитами. Знаете, на них обычно по три постера на специальных «жалюзи». Так вот я ходил по очереди в каждую из трех компаний, предлагая им услугу вывода из строя рекламного щита когда именно их реклама будет лицом. Работа была непостоянная, но кое-что мне перепадало. Вот тогда же меня и арестовали за порчу имущества. Разумеется, я никого не выдал. Мне впаяли… распитие спиртных напитков в неположенном месте. Выяснилось, что у полиции в этом месяце был недобор по пьяным (да, бывает и такое). Так что мы договорились – я подписываюсь под тем, что пил в неположенном месте, а они не обращают внимания на какой-то там щит, тем более, что им на него было положить с прибором.