Александр Шушеньков - Дерево, или По ту сторону Зла и Добра

– Хотим дождя-я-я!

В зале погас свет и заиграла тягучая, полная сладострастия, музыка. Кажется, это была одна из песен Мадонны. Небольшое возвышение, что располагалось у раскрашенной в розовые оттенки стены, осветилось одиноким прожекторным лучом, и в его желтую струю вступила нога в черном чулке. Раздались аплодисменты, и сильный мужской голос выкрикнул «Вай, харашо!».

Шура протер глаза, стараясь сфокусировать их на световом пятне.

К музыке прибавилась барабанная дрожь, под потолком загорелась пара светильников. Теперь уже все сидящие в зале могли разглядеть выступающую – крупноформатную брюнетку безукоризненного сложения, одетую в национальный венгерский костюм. Полстакана вытер испарину со лба. Лука сглотнул слюну. Рядом хлопнула пробка от шампанского. Пикоян уронил вилку.

Шура силился рассмотреть объект. Он видел, как нечто желто-черное совершает ритмичные подергивания, как что-то куда-то падает, как желтого становится больше, однако при всем желании в этом огромном расплывчатом пятне никак не угадывалась обольстительная женская плоть. Ко всему прочему снова полезли в глаза лица-блины со своей вечной идиотской песней «Хотим дождя!»

Шура засыпал.

А вокруг бушевал разврат.

Лука схватил брошенный чулок и вцепился в него мертвой крысиной хваткой. Обуреваемый чудовищным вожделением Полстакана пожирал маленькими астигматичными глазами извивающийся торс танцовщицы. Из-за его спины тряс форинтами вскочивший со стула Пикоян, выкрикивая непрестанно «Давай! Давай!» с характерными павароттиевскими подвываниями. Еще где-то пели, кажется, на узбекском…

Шура упал головой в салат. Все, это конец!

Он слишком устал от поездки, от «Ройяла», от Полстакана, от мыслей о деньгах, от Венгрии, от стриптиза…

Лица-блины кружились в бешеном хороводе и кричали: «Давай! Я встретил вас! Давай!»

***

Вырученные доллары Шуры разошлись с невероятной скоростью.

Он помнил, что перед тем, как отправиться на поиски чертового публичного дома у него их было триста десять. Триста десять! А когда утром очнулся в «Икарусе», едущем в Будапешт на ознакомительную экскурсию, то смог найти уже только двести. Сто десять баксов словно растаяли в вонюче-сладковатом воздухе стриптиз-бара, откуда доволок его до автобуса Полстакана.

Впрочем, с ним была та же история – лишился части заработанного.

Лука растратил все.

Пикояну же было легче других – он на барыш и не рассчитывал.

Никто ничего не помнил. Они были в столь плохой форме, что всю экскурсию по Будапешту проспали, ни разу не выйдя из автобуса.

Очнулись на чоповской таможне. Там Полстакана нашел в себе силы на поиски и приобретение восстанавливающей силы жидкости. И всю обратную дорогу они только и делали, что поддерживали угасающее здоровье, да восстанавливали кислотно-щелочной баланс.

Салонное общество, отягощенное выручкой, активно занималось тем же, причем потребление алкоголя теперь дополнительно стало сдабриваться еще кое-чем. Спаянные и сдружившиеся парочки оккупировали освободившиеся от сумок задние места «Икаруса», и под разухабистый рев включенного на полную мощность автобусного радио предавались тому, что в науке называется совокуплением.

Шура вместе с Полстаканом, Лукой и Пикояном только пили за Россию и Ельцина, причем это было настоящее мужское времяпровождение, после которого остаются погнутые кресла и пустые карманы.

***

И вот Шура в Новозаборске.

Все позади.

Он расстался с Лукой и, подходя к родительской избе, тяжело вздохнул.

Первая поездка, первый блин, так сказать, вышел комом. Сколько трудов, сколько усилий, а, что в результате? Двадцать долларов в кармане – все, что осталось от вырученных за товар денег.

Новая поездка через две недели. Надо учесть все ошибки, полностью исключить употребление алкоголя. Итак, надо набрать больше сверл, миксеров, утюгов, штангенциркулей, метчиков. И главное – серпы!

За спиной, из-за забора дома №1 послышался громкий и сварливый старческий вопль старшего Букашенко, обращенный к вернувшемуся сыну:

– Дурак, ты, ой, дурак! Кто же деревья мочой поливает? Вот кто настоящий безбожник–то!

Глава 4. Лука и Полстакана

Нельзя постичь в этом мире его истинную

форму, его основание, конец и начало.

«Бхагават-Гита»

Растение в сарае Букашенко медленно, но неумолимо поднималось вверх. Прошел почти год с той поры, как странный неземной осколок дал ему жизнь, но как все переменилось! Вернее, конечно, не все – но, кое что… В частности – сам Лука Букашенко. Он и раньше был человеком большой души и широкого сердца, а уж, с течением времени совершая визиты в сарай и медитационно наблюдая развитие загадочного светящегося ростка, совсем стал благородной личностью! Нет, конечно, пока еще – не совсем. Было, было куда расти духовно! Но вершины бетховенского духа уже ощущались где-то вблизи. По крайней мере, как полагал сам Лука, уровня Джима Моррисона он достиг.