Фаина Раневская - «Сложно быть гением среди козявок» [сборник остроумных высказыванийl - itres]

…Поняла, в чем мое несчастье: я, скорее поэт, доморощенный философ, «бытовая дура» – не лажу с бытом!

…Живу в грязном дворе, грохот от ящиков, грязь. Под моим окном перевалочный пункт, шум с утра до ночи.

Куда деваться летом? Некому помочь.

Среди моих бумаг нет ничего, что бы напоминало денежные знаки.

Долгов – две с чем-то тысячи в новых деньгах. Ужас, – одна надежда на скорую смерть.

«То, что писатель хочет выразить, он должен не говорить, а писать» (Э. Хемингуэй).

То, что актер хочет рассказать о себе, он должен сыграть, а не писать мемуаров. Я так считаю.

Прислали на чтение две пьесы. Одна называлась «Витаминчик», другая – «Куда смотрит милиция?». Потом было объяснение с автором, и, выслушав меня, он грустно сказал: «Я вижу, что юмор Вам недоступен».

Читаю дневник Маклая, влюбилась и в Маклая, и в его дикарей.

В старости главное чувство достоинства, а его меня лишили.

В театре небывалый по мощности бардак, даже стыдно на старости лет в нем фигурировать. В городе не бываю, а больше лежу и думаю, чем бы мне заняться постыдным. Со своими коллегами встречаюсь по необходимости с ними «творить», они все мне противны своим цинизмом, который я ненавижу за его общедоступность…

Говорят, черт не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться один. Меня боятся.

Мучительная нежность к животным, жалость к ним, мучаюсь по ночам, к людям этого уже не осталось. Старух, стариков только и жалко, никому не нужных.

Недавно перечитывала «Осуждение Паганини». Какой ерундой всё это представляется рядом с травлей этого гения.

Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней.

Терплю даже Завадского. Наплевательство, разгильдяйство, распущенность, неуважение к актеру и зрителю. Это сегодня театр – развал. Режиссер – обыватель.

Я провинциальная актриса. Где я только не служила! Только в городе Вездесранске не служила!..

…Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.

«Успех – единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.»

У нее не лицо, а копыто.

Старость – это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.

8 Марта – мое личное бедствие. С каждой открыткой в цветах и бантиках вырываю клок волос от горя, что я не родилась мужчиной.

Сняться в плохом фильме – все равно что плюнуть в вечность.

Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.

Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.

…У них у всех друзья такие же, как они сами, – контактные, дружат на почве покупок, почти живут в комиссионных лавках, ходят друг к другу в гости. Как завидую им, безмозглым!

Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год… Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник – домашний клозет.

Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей… Боже, какая я старая!

Фаина Георгиевна не раз повторяла, что не была счастлива в любви: «Моя внешность испортила мне личную жизнь».

Для меня всегда было загадкой – как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к Вам не придет, потому что от Вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?

Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.

Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.

Всех артистов заставляли ходить в кружок марксистско-ленинской философии. Как-то преподаватель спросил, что такое национальное по форме и совершенное по содержанию.

– Это пивная кружка с водкой, – ответила Раневская.

Деньги съедены, а позор остался (о своих работах в кино).