Александр Ралот - Байки старого мельника 3.0

Поскольку собственных детишек у меня, по причине холостого состояния, не было, то вся разношёрстная ребятня на моей улице встречала меня вечерами как национального героя ранга Гагарина и никак не меньше.

***

И вот моя кондитерская фабрика в один прекрасный день взяла да и стала! В одночасье замерли транспортёры и дозаторы. Плановый ежегодный капремонт.

По случаю такого события, каждому сотруднику, и мне в том числе, было милостиво дозволено привести с собой не более одного едока не старше двенадцати лет (да, да, именно так и было написано в приказе!) на предмет уничтожения продукции, оставшейся в недрах технологических машин.

Я в тот памятный день захватил с собой племяша. Сладкоежку коих ещё поискать надо. А теперь представьте на минуту его глаза, уставившиеся на конфету «Мишка на севере» метровой длины, сиротливо лежащую на конвейере. А что поделать, если и транспортёр и резак остановлены как по мановению волшебной палочки (электрик дед Михалыч своё дело знал туго и вырубил рубильник как раз в нужное время!)

Словом, племяша наперебой кормили все потенциальные бабушки нашего предприятия. И как у него не приключилось кариеса или чего похуже, одному богу известно.

Строгая директриса, как фурия, носившаяся по цехам, строго предупреждала:

– Лопайте здесь на местах, хоть лопните, будем считать это зачисткой рабочих мест, но за ворота – ни-ни. Мужиков это касается тоже. Обыщем всех, невзирая на пол и возраст! Без исключений. Это она уже персонально в мой адрес.

К обеду, ну, то есть не к обеду как таковому, а ко времени, когда он должен состояться, вся фабрика была полностью зачищена от полу, четверть и одна восьмая фабриката. Иначе говоря, станки были полностью подготовлены к плановому капитальному ремонту. Племяш мой уснул и блаженно причмокивал во сне.

Руководство милостиво разрешило мне отнести его домой. Я по простоте душевной считал, что вверенное мне чадо малое если не навсегда, то очень надолго потеряло всякий интерес к сладкому, включая банальный сахар-рафинад. И знаете, что спросил мой хитрющий родственник, проснувшись на следующее утро и сладко потягиваясь в своей кроватке?

– Дядь, а ты, часом, не прихватил такую длиннющую конфету, которая лежала там, на транспортёре и которую я вчера так и не смог до конца доесть?

Те, кто учился в высших учебных заведениях при советской власти, хорошо помнят, а всем остальным будет полезно узнать, что в них существовало так называемое распределение. Каждый выпускник, согласно закону, был обязан отработать пять лет на том предприятии или в том учреждении, куда его направит любимые партия и правительство. А иначе суд и места не столь отдалённые. Процедура распределения была отработана годами и представляла собой целый ритуал. Перед самой защитой диплома, скрупулёзно подсчитывались все баллы, заработанные студентом в стенах родной «альма-матер». На основании этих баллов составлялась очерёдность захода в заветный кабинет, где и лежали таблички с местами будущей работы. Отличники выбирали из полного списка, ну а те, кто учился, скажем мягко – не очень, брали уже то, что осталось.

Как и везде, учился на нашем курсе студент, весьма неприлежный в этой самой учёбе. За давностью лет я его фамилию уже и не помню, а поэтому назовём его для краткости просто Гена. Средний балл успеваемости, за все его годы учёбы в институте, составлял твёрдый «удовл» или «трояк» по-нашему. Отличники (вроде меня) выбрали себе для работы далёкие, красивые города, да ещё с обязательным предоставлением жилья в виде отдельной квартиры. Хорошисты поехали в города областного и районного значения, с предоставлением койко-места в заводском общежитии. Вот наконец настал черёд переступить порог заветного кабинета и нашему незадачливому Геннадию. Убелённый сединами декан взял со стола последнюю карточку, вздохнул и произнёс:

– Те, кто заходил в этот кабинет до тебя, вполне возможно, со временем будут терзаться сомнениями, правильный ли выбор они сделали в своей судьбе или нет. Тебя же сия участь миновала, потому как тебе просто выбирать не из чего. Бери бумагу эту и лети голубь мой сизокрылый в Калмыкскую степь, в город Элисту, и я надеюсь, что жить тебе придётся не под открытым небом, а как минимум в их национальной юрте.

***

С той поры прошло лет этак пять. И в моём родном Краснодаре решено было провести Всесоюзный съезд работников системы хлебопродуктов. Кажется, так это мероприятие называлось. Прознав про это, я стал навёртывать круги вокруг своего непосредственного начальника, с целью добиться заветной командировочки на свою малую родину.