Александр Большешальский: ТоскА. Основано на вполне реальных событиях

Влюбился как-то в школе в десятом классе. Это был интересный опыт – гормональная буря и романтический пополам с фаталистичным склад ума. Это мы про Сергея. Она была на год младше, как раз начала расцветать в свои пятнадцать. Пара свиданий. Поцелуйчики неловкие.

Он её таки завалил. Она его таки бросила. Его не задело. Избавившись от резкости физического влечения, понял, что чувствами и не пахло. Добро пожаловать в двадцать первый век.

Мы живем в эпоху клипового мышления. Знаете, что это такое? Это когда бесконечно поглощаешь информацию, выплевываешь, забываешь и поглощаешь дальше, насыщая тем самым желание узнать новое. Клиповое – как клипы, видяхи на ютубе. Ха, смешной кот. Ха, тупая авария. Ха, флешмоб. Ой, грустная короткометражка, как жалко больных раком детей. Ха, снова кот. Прикинь, какое я видео про кота нашел. А ты новый трейлер? Круто, пойдем в кино.

Отношения в пятнадцать лет – это такая примерка, репетиция взрослой жизни. Наложим сюда клиповое, быстрое мышление, и к двадцати, встречаясь с тем или иным партнером в среднем по три недели плюс неделя на беспросветную грусть, можно иметь более шестидесяти настоящих любовей и тех самых, которые на самом деле.

Утрирую, утрирую понемногу, но это для показательности и масштабности.

Но Сергей в эту примерочную карусель не втянулся – встречался три месяца с вот той на год младше, и ему хватило. Отношения – это тяжелый труд, за который воздается близостью, пониманием, поддержкой и теплом. А Сергею хватало себя. После школы было несколько проституток и любовниц. Последним он доходчиво объяснял свою принципиальную позицию, и взаимных упреков не было. Было пару раз с той стороны намерение перевести все в другую, более чувственную парадигму – Сергей пресекал на корню, связь рвалась.

В пятнадцать желание заняться сексом мы облачаем в красивую обертку почти настоящих чувств. В тридцать – мы охотно соглашаемся переспать и прикидываем, а не получится ли из этого чего-то более серьезного.

Сергей учился в школе с углубленным изучением итальянского языка. А в двадцать два уехал во Францию. Вот такая алогичность.

А сейчас мы вернемся в настоящее, в подсобку Центра изучения мнения общества.

– Тоска, эй! Тоска!

– Я занят.

– Чем?!

– Я думаю.

– Тоска. Тут все ушли, я тебя караулю.

– Да я никуда и не собираюсь. Гена, ты что ли?

– Я. Тоска, ты убил?

– Не я, говорю же.

– А пистолет откуда?

– Женя сунула.

– А ей это зачем?

– А я что, Троцкий что ли?

– Нет, ты Тоска.

– Вот именно.

Пауза. Сергей посмотрел в разбитое окошко. Кажется, дождь начинается.

– Гена!

– Да, да, что?

– А вы полицию вызвали?

– Да вроде да.

– Вроде или вызвали?

– Ну Фёдор Евгеньевич должен был вызвать. Они сейчас Женю увели, успокаивают. У нее истерика.

– Актриса, мать её. А Фёдору Евгеньевичу вы зря звонить доверили. Он же у нас рассеянный. Жену наберет или пиццу закажет.

– Тоска, тебе там как?

– Волшебно! Я, ветер из разбитого окошка и труп Струхнюка. Романтика.

– Может, тебя выпустить тогда? Раз не ты убил.

– Да нет уж, я тут посижу. А ты меньше людям доверяй, Гена! Это конечно не я убил, но у меня тут пистолет с глушителем на секундочку. И кто-то же все-таки Струхнюка застрелил. А если бы я хотел бежать, у меня тут окно как бы есть. Я лучше полицию подожду.

– Эх, Тоска…

– Что так тяжко?

– Да вот не знаю, это все несерьезно как-то.

– Совершенно.

– А я хотел сегодня пораньше с работы отпроситься… А теперь сторожу тут.

– Ну уж извини, Гена. А куда намылился?

– Хотел свою в ресторан сводить. У нас дата.

– А. Ясно. В какой?

– В «Бомарше».

– Ха!

– Что?

– Я там два года работал.

– Правда? Кем?

– Официантом.

– Здорово! Я и не знал. Советуешь?

– Хм. Не знаю, сложный вопрос.

– Да что сложного? Хороший ресторан или не очень?

– Не знаю, Гена. Я уже ничего не знаю… Что у вас за дата?

– Год.

– Звучит как приговор.

– Ой, не говори.

– Устал?

– Нет, что ты. Люблю безумно. Просто нелегкое это дело.

– Бесспорно. А ресторан всё-таки хороший, советую. Только давай не будем про еду – тут и так запах такой, что тошнит. Как-то кощунственно представлять себе «Цезарь», когда тут карпаччо из Струхнюка.

– Слушай, Тоска, можно я в туалет схожу?

– Иди, Гена. Учитель коррекционного класса Сергей Александрович отпускает тебя. Я подожду, честное слово.

Голос Гены пропал. Сергей нервно засмеялся.