Василий Лягоскин: Нет повести печальнее на свете. Пятая история из цикла «Анекдоты для Геракла»

Ответ:

– А чтоб вы подавились, сволочи!

– Как ты сказал – на мгновение оторвался от Грааля Посейдон, – бургундское?!

Он опять приник к горлу сосуда.

– Нет, – понял Лешка, – этот не подавится.

Между тем лицо бога стало совсем мечтательным. Оно не перестало сиять, даже когда Аид в нетерпении выхватил чашу из его рук, и присосался к ней не менее основательно. Наконец и до Сизоворонкина дошла очередь полечиться.

– Мечет громы и молнии? – заговорщицки подмигнул он братьям-Кронидам.

– Пьет! – Посейдон одним словом объяснил и свою опаску (топтание под дверью), и то, с какой жадностью они вливали в себя литры мальвазии.

– Значит, – решил для себя Сизоворонкин, – товарищ Зевс у нас запойный, и не любит, когда ему мешают в этом деле… Но меня-то он сам вызвал!

Алексей еще раз подмигнул богам, показав теперь на дверь, но те в ужасе отшатнулись, и тогда он шагнул в зал один. Дверь захлопнулась за его спиной, снабженная сразу четырьмя тугими пружинами – мощными руками верховных богов. Она чуть задела по крепкому заду, раньше принадлежавшему Гераклу, и придала начальное ускорение к столу и этому совсем не мягкому месту, и всему Сизоворонкину. Одним стремительным броском он оказался за столом, в качестве завершающего штриха своего появления хлопнув Граалем по столешнице.

Зевс, перед которым стоял свой прибор – кувшин с единственным бокалом – поднял к нему лицо. Громовержец действительно был пьян.

– Это что же он такое потреблял, если даже его божественную суть пробрало? – ужаснулся Алексей.

– А-а-а… Явился? – вяло махнул рукой Зевс, – а я как раз твой анекдот вспомнил.

– Какой?

– Тот, который ты в Александровской слободе русскому царю так и не рассказал… Про Кощея бессмертного.

– Ты не Кощей, – решил успокоить бога Сизоворонкин, – правишь справедливо, юных дев не крадешь…

Тут он вспомнил, что какие-то некрасивые истории в этом плане с громовержцем как раз случались; вспомнить их не дал громовержец.

– Я не о себе, – Зевс махнул рукой уже тверже, – я о Гефесте… И о жене его, Афродите

– Я что-то сделал не так? – покраснел и одновременно поежился парень; впрочем, даже под угрозой самого сурового наказания он не отказался бы от сегодняшней ночи.

– Все так, – Зевс отпил из бокала, и начал рассказывать удивительную историю неразделенной любви, которая длилась тысячелетиями.

Лешка под монотонную речь бога даже закрыл глаза, слушая волшебную сказку о том, как богиня Любви и Красоты вышла из пенных волн кипрского побережья – как раз в то мгновение, когда там бродил в поисках затонувшего корабля с грузом небесного металла Гефест – тогда стройный и красивый. Он и показал дорогу к Олимпу только что родившейся богине. А по пути влюбился в юную Афродиту – раз и навсегда!

– В устах бессмертного бога сказать «навсегда» – это очень серьезно, – торжественно заявил Зевс, отвлекаясь от усыпляющей вязи повествования, – боги не люди!

– Человек – звучит гордо! – попытался защитить своих Сизоворонкин.

– А бог – звучит вечно! – парировал громовержец, – в общем, наш главный и единственный кузнец добивался благосклонности Афродиты столетиями.

– И она ждала? – ахнул Лешка, опять вспомнив сегодняшнюю ночь, – как терпела-то?

– Ну, у нас, у богов, совсем другие понятия о… обо всем, – усмехнулся верховный бог, – думаю, моя Гера и та же Афродита тебе это доказали.

Лешка пораженно уставился в помятое лицо Зевса – ни капли ревности в самой физиономии; ни рогов над ней. Только ухмылка от уха до уха, да слабое нетерпение – богу никак не удавалось закончить свою сказку.

– Ну и дурак, – заявил Алексей, с удовольствием наблюдая, как вытягивается лицо громовержца, – это я не тебе; это я про Гефеста.

– Мишаня, как тебе удалось затащить Ленку в постель?!

– Слушай и учись – сначала мы смотрели на звезды, потом я ей стихи читал… и она растаяла… ну и, естественно, пол-литра водки…

– Все это он прошел, – кивнул Зевс, – и стихи, и звезды… Даже водку… А уломать девку так и не смог. Тогда Гефест решил подарить ей чудо, какого еще не было на Олимпе. Из того небесного металла он принялся ковать цветок, от которого невозможно было оторвать глаз.

– И? – отхлебнул еще глоток мальвазии Сизоворонкин.

– И лучше бы он действительно не отрывал взгляда – от кипящего небесного металла. А он замечтался; как сам мне потом сказал, представил себе, как вручает цветок своей избраннице. Так замечтался, что не заметил, как опрокинул целый ковш себе на штаны…